Обретённое наследство - Лариса Шкатула

Внезапно он перестал грести и насторожился, вытянув голову в ту сторону, в какую до сих пор греб.

– Слышите? – спросил он шепотом.

– Кажется, звонит колокол, – неуверенно проговорила Мари.

– Колокол? – встрепенулась Соня, которая до того времени сидела, погруженная в свои невеселые думы.

– Мне тоже показалось, что колокол, – подтвердил Жан.

Соня прислушалась, но ничего не услышала. Видимо, озарение, пришедшее к ней, вовсе не походило на легендарный дар предков. А явилось лишь недолгим отзвуком его. К счастью, его хватило на то, чтобы грести в правильном направлении, как хотелось думать.

– Давайте, господин граф, я сяду рядом с вами и буду грести здоровой рукой, – предложила Мари, – так мы доберёмся быстрее.

Жан молча подвинулся на сиденье, позволяя девушке взяться за весло.

Туман появился так неожиданно, что сидящие в лодке даже не успели сообразить, что произошло. Вдруг появилась перед глазами серая пелена, словно до тумана сгустилось само время, и в наступившей тишине было слышно лишь, как опускаются в воду вёсла: шлёп, шлёп! И звук капель стекающей с вёсел воды.

Соня испытывала жутковатое ощущение: как будто некий могущественный волшебник поместил их вместе с лодкой в тесный узкий сосуд и плывут они в этом сосуде к его горлу, у которого их поджидает разинувшее рот чудовище, которое попросту втянет их в себя…

Она тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, и вдохнула побольше странно плотного, густого воздуха.

Но Жан с Мари продолжали грести, и ничего не происходило.

Страшная усталость навалилась на Соню. Она сползла на дно лодки, положила под голову мешок с провизией и заснула тяжелым обморочным сном.

Сквозь сон ей казалось, что лодка уперлась во что-то твёрдое, услышала плеск прибоя у берега, но не могла заставить себя открыть глаза, полагая, что в случае необходимости товарищи её разбудят.

Проснулась она от того, что лодка больше не двигалась, как прежде. Вернее, прибой пытался выплеснуть её на берег, а уходящая волна опять тащила по галечному дну за собой.

Софья открыла глаза. Прямо над нею нависал кусок серого скалистого берега, и лодка, качаясь на волнах, тыкалась как раз в него.

Тумана больше не было, а, судя по всему, начинался новый день. Легкие фиолетовые облачка с одного бока окрашивались розоватым светом, и свежий ветер с моря заставил Соню поежиться.

Она обхватила себя руками за плечи и огляделась. В лодке, кроме нее, никого не было. Но где же Мари и Жан? Если они отправились посмотреть, куда причалили, то почему не разбудили ее? И вообще, почему не привязали лодку? А если кто-то напал на них, почему Соня ничего не слышала? И почему нападавшие не тронули её?

Но поскольку ответить на все эти вопросы было некому, она приказала себе хотя бы на время перестать их задавать.

Соня пробралась к веслам, и, неловко втыкая их в воду, отплыла в море, чтобы оглядеться. Эта нависшая скала закрывала ей обзор.

Но едва лодка выплыла из-под прикрытия, как Соня с трудом подавила возглас удивления: недалеко от неё, может быть, в полуверсте, она увидела мачту небольшого корабля возле деревянного, длинного и узкого причала. Чуть поодаль, на небольшом косогоре, виднелись несколько продолговатых деревянных строений, похожих на склады, а ещё выше, должно быть, размещалась небольшая деревушка. По крайней мере с моря были видны три домишка прямо на краю косогора.

На всякий случай Соня налегла на весла, чтобы опять спрятаться под скалу, пока никто её не заметил. Сердце бедной княжны учащенно билось: куда она попала и где её товарищи? И вообще, надо ли ей кого-то здесь бояться?

Сидеть в лодке и просто задавать себе этот вопрос было глупо и, главное, не могло дать ответа. Значит, оставалось вылезти из лодки и отправиться на разведку.

Но что у неё был за вид! Прекрасное дорожное платье до пояса еще выглядело хоть малость пристойно, а ниже… Нож Мари проделал в нем такие изменения, что теперь в своем одеянии Соня никак не выглядела аристократкой и вообще женщиной из приличного общества. Так, оборванкой, нищенкой, возможно, когда‑то знавшей лучшие времена.

Раньше она думала, что их документы, к счастью, остались в камзоле Жана Шастейля, но теперь пропал Жан, а вместе с ним все её бумаги. Уже к несчастью.

Да что там бумаги! У неё не было ни одного су. Золотые, что Соня еще на корабле спрятала себе в корсет, видите ли, давили ее грудь, так что она их вынула, чтобы опять Жан спрятал их во все тот же карман.

Соня запустила руку в корсет и стала ощупывать в надежде, что хоть один золотой завалялся так, что не мешал ей, но и его можно было вынуть, чтобы хоть не чувствовать себя такой обездоленной.

Много чего с нею в последнее время происходило, но Бог миловал, она еще ни разу не просила подаяния. Судьба сжалилась над нею. Она таки нашла золотую монетку – странного вида, неизвестно какой страны, но то, что она была золотой, несомненно.

Княжна неловко выпрыгнула из лодки, попала туфлями в воду и сразу промочила их. Но эта неловкость заставила Соню разозлиться на саму себя: неужели жизнь её ничему не научила? Она так и будет падать, спотыкаться, подворачивать ноги, не вспомнив ни одного урока из тех, что преподавали ей разные, но весьма знающие учителя?!

Теперь остается только насмехаться над стараниями Сони когда-то стать помощницей одному русскому дворянину, чтобы помогать ему трудиться во славу Российской империи, собирая для императрицы и её кабинета самые необходимые сведения о такой сложной и противоречивой стране, как Франция.

Более того, она самонадеянно думала, что не только не будет ему обузой, но станет полноправным товарищем его разведывательной работы на благо России.

Виной всему лень Софьи, и ничего более. Она думала, что урок, как и любое теоретическое знание, останется в её голове, но «те» уроки должно было помнить тело, для чего его надо было тренировать.

Что стоит одно лишь неумение ориентироваться на местности. Франция! Да она ли? Неужели Соня так сильна в морском деле, что станет утверждать, будто они недалеко отошли от Марселя и что на лодке они вернулись именно к берегам Франции?

Однажды ей пришлось читать книгу, взятую у брата Николая, о человеке, который оказался на необитаемом острове. Этот героический человек не только научился добывать для себя пищу и огонь, но и организовал без посторонней помощи достаточно комфортную жизнь на этом самом острове.

А смогла бы выйти из такого положения Софья Николаевна? Да она просто умерла бы с голоду, неумёха. И эта женщина собиралась обеспечивать процветание своего рода, своих потомков, у которых надеялась оставить о себе добрую память…

Вышло же всё наоборот. Так, что об этом даже стыдно вспоминать… А раз стыдно, то лучше и не надо!

Изругав себя подобным образом, Соня даже почувствовала в себе некий кураж от такого настроения. Главное, верить в успех. Чего? Чего бы то ни было. Любого своего шага, любого действия, которое при неправильном исполнении может безвозвратно погубить её жизнь…