Адские каникулы - Алиса Дорн

А что касалось Макса: мы с ним обсуждали эти анонимки однажды, после того как я получила второе письмо. Даже поссорились… Ну, как «поссорились»: он мне посоветовал, если я ощущаю угрозу, уволиться; я ему сообщила, что этот вариант мне мало подходит. После этого о новых анонимках я предпочитала ему не рассказывать.

– Это так важно, что сказал Макс? – спросила я.

Диз не стал отвечать. Пожал плечами, переслал письмо себе и встал из-за стола. Я задрала голову вверх, глядя на него. И каков будет вердикт?

– Я посмотрю, что можно сделать.

Я скосила глаза на будильник. Шесть сорок восемь. Еще двенадцать минут до звонка, а сна опять ни в одном глазу. Еле слышно вздохнув, я вылезла из-под одеяла и собрала одежду. Тихо, чтобы не разбудить Софию, прокралась в ванную, а потом закрыла за собой дверь.

Разумеется, снаружи в такой час почти никого не было. Стоя на крыльце и распутывая провода наушников, я успела увидеть всего одного студента: худой рыжий парень, с которым мы уже сталкивались на пробежках, тоже узнал меня и кивнул в знак приветствия. Я улыбнулась ему и вдела «капельки» в уши.

Прохладный после ночи воздух, музыка и монотонность бега помогали отвлечься от ночных кошмаров, но не спасали от мыслей, приходивших им на смену. О письмах. О ГООУ. Или, что хуже, о жизни.

Знаете, что такое кривая перемен? В шестидесятых Элизабет Кюблер-Росс создала модель принятия смерти. С тех пор та претерпела изменения и стала применяться для разъяснения эмоциональной реакции на любые глобальные изменения в жизни человека. Семь стадий, семь шагов. Я прошла их все.

Шок. Удивление, страх неизвестности. Как это могло случиться? Почему именно я? Что со мной будет?

Отрицание. Все еще можно вернуть. Все станет как было, стоит только себя в этом убедить. Построить вокруг себя стену – которая постоянно будет идти трещинами.

Фрустрация. Когда реальность пробивает стену, так легко почувствовать себя жертвой. Снять с себя ответственность за происходящее, выплеснуть скопившиеся гнев и страх на другого, пока на их месте не останется лишь пустота.

Депрессия. Отрицать случившееся уже бесполезно: все правда, ты оказалась в мире, полном магии, неизвестном и опасном; но это осознание лишает последних сил. Потому ты движешься по инерции, не принимая перемены, но и не пытаясь что-то изменить самой.

Включенный на случайный выбор плеер начал играть следующий трек, про монстров, что вечно голодны, и страх, который никогда не уходит. Чуть не подвернув ногу, я выругалась сквозь зубы и переключила его на другую песню.

Пятый шаг – эксперимент. Постепенно ко всему привыкаешь. Пробуешь воду. Пытаешься обнаружить в себе магию, найти место в новом мире. Ошибаешься, разбиваешь коленки в кровь, возвращаешься на шаг назад. И повторяешь, пока не придешь к следующей стадии: решению. После бесплодных попыток ты понимаешь, что у нового мира нет пробной версии, а старый с каждым днем истончается, становится зыбким, как воспоминание, сон. И единственный выбор – исчезнуть вместе с ним или принять произошедшее. Понять, что пути назад нет; вернуть себе контроль над ситуацией. Чтобы дойти до этой стадии, мне понадобилось два месяца, и я до сих пор не знала, много это или мало. И наконец…

Интеграция. Последний шаг. И самый сложный – потому что длиться будет всю новую жизнь, построенную взамен предыдущей. Прошлого уже нет, а его место заполняет новая рутина. Прежняя Наташа ни за что бы не согласилась вставать по утрам на час раньше ради физкультуры. Новая не могла спать и с радостью отгораживалась от остального мира наушниками; она находила пробежку успокаивающей, как и запах хвойного леса и пружинящий ковер сосновых иголок под ногами. Прежняя Наташа по выходным часами болтала с родителями, нынешняя замкнулась в себе и заполняла образовавшуюся пустоту учебой. Прежняя Наташа… наверное, она была добрее. Нынешняя с каждым днем все больше походила на окружавших ее существ. Становилась осторожнее. Осмотрительнее. Не впускала в свое сердце кого попало («Поздно», – шептал вредный внутренний голос). Все меньше спешила верить другим. Было ли это правильно, хорошо? Я не знала. Едва ли. Но каждый выживает, как может.

Сегодня я проследовала по своему обычному маршруту: по «главной улице» до амфитеатра, там налево, мимо башни астрономов и стеклянного куба киноведческого факультета. Оттуда вдоль длинной галереи изобразительных искусств, похожей на старое трамвайное депо, и к лесу. Перед ним я остановилась и подошла ко входу в одно из общежитий. Рядом никого не было. Странно. Проверив часы, я нахмурилась и решила подняться на второй этаж: обычно Макс не запаздывал.

– Привет, – дверь в комнату распахнулась еще до того, как я постучала. Увидев меня, сосед Макса, колдун из Восточной Европы и обладатель сложно произносимого имени, резко затормозил. – А Макс?..

Гргур пропустил меня внутрь и исчез, сбежав куда-то по своим делам. Ладно… Закрыв за собой дверь, я приблизилась к Максу, разговаривавшему с кем-то по скайпу.

– Можешь объяснить, о чем ты вообще думал? – устало поинтересовался Макс у собеседника; услышав за своей спиной шаги, он обернулся.

«Мне уйти?» – жестом спросила я. Макс в ответ махнул рукой:

«Оставайся».

Послушавшись, я встала за его спиной и помахала экрану.

– Привет, Коннор! Что ты теперь натворил? – спросила я, переходя на английский. Заклинание-переводчик, накрывавшее территорию ГООУ и позволявшее каждому студенту не только говорить на своем родном языке, но и понимать остальных, увы, не действовало при беседе с кем-то, кто находился за пределами университета.

Сидевший по ту сторону монитора подросток, всем своим видом говоривший «трудный» – украшенная шипами косуха, выбритая с левой стороны голова и несколько пирсингов в брови, – встрепенулся и перестал игнорировать экран.

– А, русская! Я говорил, что у тебя смешной акцент?

– Не устаешь об этом напоминать.

К сожалению, когда встречаешься с кем-то, обычно получаешь не только одного конкретного человека, но и его родственников. У Макса это был Коннор, его младший брат. Так получилось, что их отец погиб, мать была больна, а о других родичах, если они и существовали, Макс никогда не упоминал. В итоге воспитание Коннора легло на его плечи. Задача сама по себе нелегкая (попробуйте объяснить подростку, почему он должен вас слушаться, когда вы всего на два года старше), а теперь, когда Макс начал учебу в ГООУ и лишился практически всех рычагов воздействия, и вовсе невыполнимая.

– Он принес в школу бутылку водки, – ответил за брата Макс. Голос его за ладонями, которыми он закрыл лицо, прозвучал глухо. – Теперь его отстранили от занятий на две недели. Опять. Предупредили, что еще пара таких выходок – и исключат. Что ты тогда собираешься делать? – обратился он опять к Коннору.

Я хотела было спросить, зачем он это сделал, но промолчала. И так ведь понятно: чтобы эпатировать. А заодно насолить брату.

– А еще отвел глаза продавцу в магазине. Так? – Макс отнял руки от лица и строго посмотрел на Уолша-младшего; тому хватило совести, по крайней мере, принять устыдившийся вид. – Мы уже говорили, почему обычных трогать запрещено?