Тайная улыбка - Никки Френч

— Было очень мило.

— Разве Кэрри не кажется счастливой?

— Да.

— И знаешь что? Я думаю, это чудо.

— Мама…

— Чудо, — повторила она. — Когда я думаю, как…

Я закрыла глаза, слова начали сливаться одно с другим. Я собиралась быть хорошей.

— Привет, Миранда! Это я, Кэрри. Миранда! Ты здесь?

Потом воцарилась тишина, затем как-то издалека прозвучал мужской голос, но я не смогла уловить ни слова. Кэрри хихикнула, затем сказала:

— Мы просто хотели узнать, как ты, и было бы мило как-нибудь встретиться нам всем вместе снова. Что это?.. О, Брендан просит передать привет от него тоже…

Я нажала кнопку, чтобы стереть сообщение.

На той неделе я бегала три раза и не заметила сколь-либо значительной разницы. Мои легкие продолжали болеть, как только я медленно проходила более пятидесяти шагов; ноги были свинцовые, а сердце колотилось в грудной клетке, как каменное. На горках люди проходили быстрым шагом, часто оставляя меня позади. Но я по крайней мере упорно продолжала свои занятия и была этим очень довольна.

В пятницу вечером я пошла на вечеринку, устроенную моими друзьями Джеем и Патти. Я танцевала и пила пиво, а потом и вино, и какой-то неизвестный шнапс из Исландии, найденный Патти в глубине буфета, когда почти все гости уже разошлись и мы перешли к той приятной части вечера, когда больше не нужно прилагать никаких усилий и все себя свободно чувствуют. Нас осталось около дюжины. Мы сидели в кружок в слабо освещенной гостиной, забросанной пивными банками, окурками и непарной обувью, и осторожно пили шнапс, от которого у меня слезились глаза. Там я встретила мужчину, которого звали Ник. Он сидел передо мной на полу, скрестив ноги «по-турецки», и через какое-то время прислонился к моим коленям, чтобы было удобнее. Я даже чувствовала пот, выступивший на его спине. Я выждала несколько минут, а потом положила руку ему на волосы, которые были короткие и мягкие и коричневые, как мех животного. Он слегка вздохнул и поднял голову, наклонив ее назад, так, что я смогла посмотреть на его лицо сверху вниз. Он слабо улыбнулся. Я наклонилась вперед и быстро поцеловала его улыбку.

Когда я уходила, он спросил меня, хочу ли я увидеть его снова.

— Да, — ответила я. — Хорошо.

— Я позвоню тебе.

— Позвони.

Мы посмотрели друг на друга. Начало всегда такое приятное — все равно что пробить самую первую небольшую дыру в стене и взглянуть на мир, открывающийся перед тобой с другой стороны.

Ник все же позвонил через два дня. Похоже, существуют строгие правила, регламентирующие время телефонных звонков, правила, которыми пользуются как условной системой при выборе времени очередного свидания, времени первого поцелуя… Если вы звоните в тот же день, то вы по сущности охотник. Если вы звоните на следующий день, то, возможно, вы не совсем рассудительны, потому что первый день исключается, второй же день, по существу, и есть первый день, поэтому вы звоните в первый день. Если, в общем, не собираются звонить, звонят на третий день. Если переждать еще и третий день, то можно вообще не звонить. Человек может вступить в брак или эмигрировать. Лично я никогда не обращала ни малейшего внимания на эту условную систему. Жизнь слишком коротка. Если бы дело касалось меня, я бы звонила в тот самый миг, как только оказывалась дома.

Итак, Ник позвонил, и все оказалось довольно просто. Мы договорились встретиться на следующий вечер в городе Камдене. Я пришла на пять минут раньше, а он — на пять минут позже. Он был в выцветших джинсах и клетчатой рубашке, не заправленной в джинсы, которая свободно висела на нем под кожаным пиджаком. Он был небрит, глаза темно-карие, почти черные.

— Ты маляр, — сказал он. — Патти рассказала мне. У тебя волосы запачканы краской.

Я смущенно поскребла волосы.

— Ничего не могу поделать с этим, — сказала я. — Как бы я ни старалась, где-нибудь на затылке всегда остается пятно, которое я не заметила. В конце концов краска отстает сама.

Иногда встречаются люди, которых приводит в страшное волнение то обстоятельство, что я, женщина, занимаюсь такой работой. Можно подумать, что я снимаю взрыватели бомб. Иногда это становится темой для разговора. Немного похоже и на профессию врача. У меня просят совета. Люди интересуются, как им лучше привести в порядок свой дом.

Ник же захотел выяснить, что я намерена делать дальше.

— Когда? — задала я вопрос, делая вид, что не понимаю.

— Ну… всегда ли ты собираешься оставаться маляром?

— Ты имеешь в виду — вместо приобретения профессии?

— Думаю, да, — сказал он, чувствуя себя неловко.

— Да, — просто ответила я. — Это именно то, что я и хочу делать.

— Извини, наверное, это прозвучало несколько пренебрежительно.

Да, так оно и было, поэтому я просто спросила Ника, чем занимается он. Он ответил, что работает на рекламную компанию. Могла ли я видеть что-нибудь из того, что они сделали? Массу всего, ответил он. Сказал, что именно они сделали телевизионную рекламную коммерческую передачу с пушистым говорящим поросенком. К сожалению, мне не довелось посмотреть ее. Я полюбопытствовала, над чем он работает сейчас, и он ответил, что недавно им удалось заключить крупный договор с нефтяной компанией, что он корпит над отчетом о подготовке к проведению этой рекламной кампании.

Однако это не имело никакого значения. Имело значение лишь то, что скрывалось за разговором, все, что не высказывалось вслух. И после того как прошло какое-то время, которое показалось мне непродолжительным, я посмотрела на часы и удивилась, что мы проговорили более часа.

— Мне пора уходить, — вздохнула я. — У меня обед с моим старым другом. Лаурой, — добавила я, чтобы пояснить, что я не собираюсь встречаться с мужчиной, который может быть моим бойфрендом, или бывшим бойфрендом, или кем-то еще, кого я могу рассматривать как бойфренда.

— Извини, — сказал он. — Я надеялся, что мы могли пообедать. Или что-то в этом роде. Очевидно, сегодня это не выйдет. Что думаешь, скажем, о четверге? Ну как?

Я договорилась повидаться с Троем на этой неделе в среду, поэтому «четверг» прозвучал прекрасно, Я вышла из бара, думая, да, уверенная, или по меньшей мере почти уверенная, что наконец-то что-то произойдет. У меня возникла также и другая мысль, почти пугающая: может быть, это наилучший шанс? Возможно, в течение ряда следующих дней мы будем радоваться чему-то новому в нашей жизни, изучать это, делать какие-то открытия. Будем задавать друг другу вопросы, рассказывать тщательно отредактированные истории из нашей прежней жизни. Мы станем такими внимательными друг к другу, такими заботливыми и милыми и, безусловно, страшно любопытными. И что же потом? Либо все постепенно угаснет, либо просто быстро закончится. Мы потеряем контакт и превратимся в воспоминание. Почему-то такие отношения никогда не перерастают в приятные, дружеские. Обратного пути к этому не бывает. Или же мы станем парой, но даже в этом случае мы должны будем перейти к какой-то обычной нормальной жизни, будем продолжать ходить на работу, праздновать юбилеи и иметь общее мнение обо всем, мы сможем оканчивать предложения друг задруга. Может быть, это и хорошо. Так считают люди. Но не будет ни малейшей возможности вернуться к самому началу никогда. Я испытывала какие-то смутные желания, и казалось, они соответствуют наступающему вечеру. Машины и череда магазинных фасадов и люди, возвращающиеся домой с работы, с одной стороны дороги были залиты последними золотыми лучами заходящего солнца. С другой стороны дороги все терялось в глубокой тени.