Большой беговой день - Анатолий Гладилин

Далее, мы знаем, что в русскую революцию пошли профессиональные социал-революционеры, имеющие большой опыт революционной работы и солидный запас социально-теоретических знаний. Революция увлекла за собой и молодежь, наиболее идейную, политически активную ее часть, юношей и девушек, готовых пожертвовать своей жизнью ради фанатической веры в марксистское учение, обещавшее принести народу счастье и справедливость в ближайшем будущем. Именно эти молодые люди закрывали райком и уходили на фронт. Именно они дрались на передовой, а не отсиживались в тыловых учреждениях. И, естественно, этот цвет революционного движения был тоже почти полностью фактически выбит в Гражданскую войну.

И еще необходимо указать на одно чрезвычайно важное обстоятельство: наиболее активные сторонники "белой идеи", защитники Учредительного собрания, приверженцы конституционной демократии - тоже не отсиживались по кабакам Одессы или в тылах белых армий. Они сражались с "большевистским злом" на фронтах и несли самые большие потери.

Печальный, трагический итог для страны. Цвет нации, люди, искренне верящие в свои идеи, готовые не на словах, а на деле отстаивать свои убеждения, взаимно перебили друг друга. Из миллиона активных функционеров, способных построить новое государство, уцелели сотни. Но "идейные белые" отправились в эмиграцию и исчезли с горизонта общественной мысли нашей страны. Уцелевшие "идейные красные" именно благодаря своей идейности, верности идеалам в скором времени оказались в левой или правой оппозиции и были уничтожены сталинским партийным аппаратом, а единицы, чудом пережившие все "чистки" и тридцать седьмой год, практически использовались на низовой работе и не играли никакой роли.

Итак, победителей в русской революции не оказалось. Но кто же воспользовался плодами этой революции, какая часть населения выгадала от нее? Если в Великой Французской революции выгадала буржуазия, то русская революция выдвинула на авансцену... мещанство. Да, да, то самое дремучее, корыстолюбивое мещанство, которое еще в начале нашего века осмеивали все прогрессивные русские писатели, начиная с Чехова и кончая Горьким. Уточняю, под мещанством я разумею в данном случае не социальный строй, а людей, чье жизненное кредо зафиксировано в Большой Советской Энциклопедии, цитирую: "В переносном смысле мещанами называют людей, взглядам и поведению которых свойственны эгоизм и индивидуализм, стяжательство, аполитичность, безыдейность". Именно мещанин, эгоистичный, аполитичный и безыдейный, переждал в тихой заводи, когда успокоятся бури Гражданской войны, и целым и невредимым вылез наружу, чтобы служить советской власти, не важно какой, важно, что власти, чтобы отхватить себе кусок правительственного пирога побольше.

Не буду сейчас цитировать русских классических писателей, в свое время сломавших много перьев о морду этого мещанина без всякого, впрочем, вреда для последнего, ибо у мещанина есть одно завидное качество: его никто никогда ни в чем не смог переубедить. А убеждения, то есть суть мещанской идеологии, просты и надежны: дают - бери, бьют - беги; моя хата с краю; не пойман - не вор; своя рубашка ближе к телу. Эта нехитрая мудрость всегда помогала мещанину выйти сухим из воды. Общечеловеческие, гуманные проблемы мещанина никогда не волновали, а жертвенность и героизм были противопоказаны самой его природе. Революция, конечно, сначала испугала мещанина, но потом привлекла его своей идеей "великой грабиловки". Впрочем, осмотревшись, мещанин скоро понял, что советская власть не так страшна, как ее малюют. Надо было только освоить новые правила игры. Вместо церкви - ходить на собрания, вместо псалмов - петь революционные песни, вместо белого царя - славить красного; сперва "Карлу Марлу", а потом мудрого и великого вождя всех времен и народов, гения человечества, лучшего друга советских физкультурников... В глубине души мещанину импонировала власть, он любил, чтобы был порядок, и когда милую его сердцу фигуру околоточного в длиннополой шинели сменил милиционер с красной звездой, - мещанин возрадовался: все возвращалось на круги своя. Но не совсем. Если раньше предел мещанина был ограничен чином будочника, то теперь он мог пробраться к власти, причем к таким вершинам власти, от которых голова шла кругом. Однако, повторяю, надо было придерживаться новых правил игры. А игра стоила свеч. И мещанин взял портфель и пошел служить Советам. Совмещанство полезло из всех щелей. К старым проверенным мудростям своих отцов и прадедов мещанин прибавил новые, советские: "Пускай начальство думает - у него зарплата большая" и "Пускай медведь работает - у него четыре лапы".

"Эгоизм, стяжательство и аполитичность", так метко подмеченные Советской Энциклопедией в характере мещанина, здорово помогали его карьере и благополучию. Эти ценные качества позволили мещанину устоять на ногах при крутых поворотах советской истории, которые людям, мало-мальски идейным и верным своим убеждениям, стоили головы. Мещанину было абсолютно все равно, кого бить на собраниях - троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев, подкулачников, космополитов, "врачей-убийц", - лишь бы самого его не трогали. Новые кадры, выдвинутые молодежью, энтузиастами первых пятилеток (а были и такие), начисто срезал тридцать седьмой год. И поделом! - одобрил мещанин, - нечего было высовываться, нечего было воображать, что ты умнее других.

В этом отношении любопытно посмотреть биографии всех нынешних вождей советского государства. В их карьере присутствует одна закономерность: до тридцать седьмого года - это рядовые инженеры, преподаватели техникумов, заштатные агрономы, в лучшем случае низовые партаппаратчики. Тридцать седьмой год - резкий скачок! Секретари облисполкомов, секретари горкомов, директора крупных комбинатов. По моему мнению, именно тридцать седьмой год подвел итог русской революции: к власти пришли люди, проявившие способность к слепому повиновению и доказавшие свою ужасающую беспринципность. У кормила власти встал мещанин. Революцию можно было считать оконченной.

Но мещанство победило не только благодаря своей аполитичности и жажде любой ценой урвать кусок пирога. У советской власти была одна черта, которая делала ее очень привлекательной для мещанства, и пожалуй, более привлекательной, чем любая другая власть. Советская система уничтожала все талантливое, ярко индивидуальное, все свободно и особо мыслящее. Идея всеобщего равенства, доведенная до абсурда, соответствовала мещанской идеологии, ибо мещанин всегда, во все времена, хотел жить "как все люди" и чтобы у него было все "как у людей". Для мещанина, с его звериной ненавистью ко всему исключительному, советская власть стала просто подарком.

Где и когда мы еще можем найти такую систему, в которой торжествовали бы, как правило, серость и посредственность? "Как правило" - не оговорка, а закономерность. Естественно, бывают и исключения, особенно в такой огромной стране, как Россия. Но смотрите: в нашей стране, как правило, процветают самые посредственные и послушные писатели, художники, музыканты, деятели искусств, историки, социологи, журналисты... Быть оригинальным, быть самим собой опасно. Будь как все! - и твоя карьера обеспечена. Талантливые, самобытные инженеры директорами не становятся: кто же доверит завод или предприятие "неуправляемому человеку"? Даже среди ученых яркие фигуры появились только в областях, связанных с военной промышленностью. Тут уж, как говорится, "подпирало", и властям скрепя сердце пришлось терпеть Туполева и Курчатова, Сахарова и Капицу, Королева и Ландау. Впрочем, когда была возможность уничтожить, то уничтожали - таких, как Вавилов, и выдвигали таких, как Лысенко.