Святослав - первый русский император - Сергей Плеханов

Поездку на Аркону задумал Свенельд. Услышав как-то, что княгиня Ольга обещала сыну свозить его на свою родину, варяг завел речь о том, что и на родине деда, Рюрика, не худо бы побывать будущему властителю Русской державы. А когда мать отговорилась занятостью делами управления, Свенельд предложил себя в провожатые. Святослав сразу понял по разгневанному лицу матери, что ее поймали на слове, и тут же закричал: «Я поеду, я поеду!» Он знал о ее плохо скрытой неприязни к Свенельду: все попытки Ольги сблизиться с сыном оканчивались неудачей, Святослав предпочитал проводить время на дружинном дворе.

Об Арконе Свенельд сказал только когда отплыли из Пскова. До этого их разговоры о родине предков касались только тех мест возле датских владений, откуда за сотню лет до того отправился Рюрик по призыву новгородского веча. Главный город тех мест именовался Старградом – по преданию, когда-то из той же земли ушли и те, кто в дальних краях основал Новый город. А когда настала смута, послали за помощью к сородичам. Рюрик поднял все свое племя и ушел из-под Старграда, но до самой смерти помнил о том, что каждый славянин должен чтить священный дуб на Руяне, заботиться о благосостоянии святилища.

Когда Святослава ввели в деревянный храм, у него голова кругом пошла от обилия знамен, статуй, богато отделанного оружия. Здесь хранились священные знаки славянских племен, живших по берегам Варяжского моря, здесь же поклонялись богу войны и удачи викинги с Готланда, датчане и норвежцы – каянские немцы, по имени которых иной раз именовали и само море: «на море, на Каяне, на острове Руяне…»

Подойдя к верховному жрецу, седовласому старцу в белом одеянии, расшитом красными знаками солнца и фигурами небесных оленей, Святослав склонил голову, дабы принять благословение. От дыма очистительных костров, через которые он прошел прежде чем вступить в храм, от звона гуслей и гудения волынок все плыло перед глазами. Голос волхва проникал в его сознание словно бы сквозь толщу воды.

– …и станешь великим воителем… собирателем земли… и наложишь узду на утеснителей… и обратишь в прах великие царства… и возжешь на алтарях чужих богов огонь во славу Святовида, Перуна, Сварога, Даждьбога…

С матерью по возвращении в Киев так и не наладилось. Еще большим отчуждением веяло от него в их свидании после полугодичной разлуки. Чем сильнее старалась она удержать Святослава под своим влиянием, тем решительнее рвался он к дружине, к мужским забавам. Даже совместные поездки, устроенные Ольгой в богатые охотничьи угодья, не способствовали укреплению взаимной привязанности.

Чужая вера наложила отпечаток на многое в княжеском дворце. Там, где прежде шумели пиры, где гудели гусли и плясали ряженые, теперь появились постные монашенки с иссохшими от поста лицами, с княжеской поварни подолгу несло пареной репой и капустой, а крепкий и бодрящий запах испеченной на углях дичины шел только с дружинного двора.

– Умора! – говорили там. – Эти попы и ихние выученики думают заслужить благосклонность своего бога тем, что по месяцу и по два мяса не вкушают. Ну скажи на милость, какая разница ихнему богу, что у тебя в кишке?..

Но дело было не только в постах. Все большую силу при Ольге стали забирать люди с тех улиц, где высились купола, увенчанные крестами, среди них немало иноземцев. И, соответственно, все реже спрашивала княгиня совета у волхвов.

– Не в самодержицы ли себя возвести мечтает? Не мнит ли греческим властительницам себя уподобить? – озабоченно толковали на вече.

Все знали, что в христианских странах народные собрания перестали главенствовать в делах государства. Древние вольности упразднялись по мере утверждения новой веры, которая и на небе и на земле знала одного владыку. Волхвы, которые издревле были хранителями вечевой памяти, первыми лишались влияния при смене богов.

– Ежели один над всеми вознесется, – стращали жрецы, – не слыхать вам больше вечевого звона, не совестно жить станем, а по хотению того, кто возвысится.

И Святослава беспрестанно увещевали:

– Помни, князь, с чего твой родич Олег в Киеве начал, когда вместе с отцом твоим Игорем, в малолетстве пребывавшем, сюда из Новгорода приплыл. Он Аскольда и Дира лютой казни предал, ибо возжаждали они власти, а потому к христианскому Богу переметнулись.

Историю о вокняжении Игоря в Киеве хорошо знали все. Когда-то, еще при жизни Рюрика, новгородское вече постановило построить на среднем Днепре, близ границы с Диким Полем сильную крепость. Двое знатных дружинников были направлены с отрядами на поиски подходящего места. Облюбовав малый городок на правобережной горе, названный по имени своего основателя Кия, варяги вступили в переговоры с его жителями – полянами. Пообещав защиту от имени новгородского веча, на службе которого они состояли, Аскольд и Дир заручились помощью окрестных славян в строительстве укреплений.

Из Киева Аскольд и Дир ходили походами на греческие города Херсона, добирались по морю до коренных земель самой империи, разоряли побережья Фракии и Вифинии. Часть захваченного добра раздали дружине и употребляли на укрепление Киева, а остальное отправляли в Новгород; распределением добычи ведали жрецы, управлявшие вечевой казной.

Но в одну из зим вскоре после смерти Рюрика ежегодное поступление с юга не пришло в срок… Минуло много недель, а вестей из Киева все не было. Посланные дознаться о причинах такой задержки вернулись с известием, что Аскольд и Дир решили отложиться от Новгорода – объявили, что приняли от императора крещение и посему становятся его союзниками, а не врагами. А новый бог, которому они повиновались, вручил им, по их словам, власть над Киевом. Ни вече, ни боги, которым приносят жертвы в Новгороде, теперь будто бы не властны над ними.

Тогда и решило вече послать в Киев опытного в ратном деле мужа Олега, родича Рюрикова, а для того, чтобы привести отколовшуюся землю под руку Великого Новгорода, постановили отправить с Олегом малолетнего Игоря, сына Рюрикова, дабы мог он возвести истинного князя на место самозванцев…

Неприязнь и недоверие между матерью и сыном во многом питались воспоминаниями об этой первой попытке христианизации Киева и ее исходе. Обвинения, раздававшиеся в сторону княгини из среды дружинников и волхвов, делали Ольгу подозрительной и раздражительной. Она уже не пыталась воздействовать на Святослава, оставил попытки приобщить его к христовым истинам и греческий жрец, привезенный ею из Константинополя. Княгиню теперь уже тяготило присутствие сына во дворце, и она чувствовала себя спокойно лишь тогда, когда Святослав отправлялся вместе со Свенельдом на охоту или в полюдье.

Князь задумчиво улыбается, глядя мимо даров. Посольство, столпившись перед троном, терпеливо ждет, когда славянский властитель соблаговолит произнести слова признательности величайшему из самодержцев. А Святослав, словно позабыв о необходимости воздать должное императору ромеев, безмятежно усмехается, оглаживая ладонью густые висячие усы. Он вспоминает про свою последнюю придумку – как отправил в подарок своему первенцу Ярополку отроковицу из захваченного его воинами монастыря. Кому пришло в голову запеленать в черную монашескую одежду этот едва распустившийся бутон? Кто определил тебя, белолицая гречанка, в невесты Христовы? Нет, не исчахнешь ты пред иконами, не иссохнешь в постах, но станешь матерью князей русских…