Отдай свое сердце - Валерий Роньшин

— Расслабься, я не кусаюсь, — прошептала Куроч­кинаи тут же укусила Генку за верхнюю губу.

Вскрикнув от боли, Самокатов чистоинстинктивно оттолкнул Риту. Та, споткнувшись о крышку гроба, грохнулась напол.

— Ну, ты сейчас за это заплатишь! —пронзительно завизжала Курочкина, поднимаясь с пола. — Жизнью заплатишь!.. Эй,где ты, мой сладкий монстр?! — крик­нула она еще пронзительней.

В коридоре раздались тяжелые шаги, дверьотвори­лась, и в комнату вошел Купоросов.

— Я здесь, госпожа, — произнес он с кривойухмыл­кой.

— Убей его! — показала Курочкина наСамокатова.

— С удовольствием. — В руке директора блеснуластаринная бритва с перламутровой ручкой.

Генку охватил панический страх. Бежать! Скорейбежать!..

Сам не зная как, Самокатов очутился вкоридоре. И по­мчался со всех ног. Позади него слышался громкий то­пот. Генкана бегу обернулся и чуть было не завопил от ужаса. Потому что его преследовалацелая толпа скеле­тов.

Самокатов размахнулся и кинул в них фонарик.БА­БАХ! — рванул фонарь, будто граната. И скелеты превратились в груду костей.

А Самокатов понесся дальше. Но теперь за нимкатился гроб на колесиках.

КЛАЦ-КЛАЦ-КЛАЦ... — клацала на ходу гробоваякрышка.

ВЗЖ-Ж... ВЗЖ-Ж... ВЗЖ-Ж... — визжали несмазан­ныеколесики.

С перекошенным от страха лицом Генка влетел вкакую-то комнату. И это оказалась та самая комната, из которой он только чтоубежал. Помимо Курочкиной и Купоросова, тут была еще и Нестерова. С петлей нашее.

— Самокатов, — строго обратилась она к Генке,— ты когда собираешься двойку по русскому исправлять? Имей в виду, если ты еене исправишь, за год у тебя будет тройка. И папа не купит тебе видеокамеру.

— А зачем покойнику видеокамера? — мерзко оска­лилсяКупоросов и, помахивая бритвой, направился к Самокатову.

— Ой, только, пожалуйста, не здесь, АгафонЕвлам­пиевич, — сморщила носик Курочкина. — Я не перено­шу вида крови. Отведитеего в ванную.

Внезапно в руках у Генки появился... автомат.Удив­ляться было некогда. Самокатов передернул затвор и — тра-та-та-та-тата-та-та...в директора.

Генка жал на спуск, пока не расстрелял весьрожок. Он буквально изрешетил Купоросова. А тому хоть бы хны.

— Ха-ха-ха! — хохотал директор. — Меня такпросто не убьешь, дружок. Меня вот как можно убить... — И, резко взмахнувбритвой, Купоросов перерезал себе горло. Послышался булькающий звук, и из горладиректора хлынула... нет, не кровь, а ядовито-зеленая жид­кость.

Липкий ужас сковал все Генкино тело. Он не могпошевелить ни рукой, ни ногой, ни языком. Как сквозь вату, Самокатов услышалслова Риты Курочкиной:

— Агафон Евлампиевич, достаньте мне егосердце.

— Позвольте, я достану, — вызвалась Нестерова.

Генка почувствовал, как ледяные пальцы учитель­ницывошли в его грудь, словно в воду, и обхватили сердце, будто клещами...

— Прошу, Ритуля, — сказала ЕкатеринаВасильевна.

И вот уже трепещущее Генкино сердце лежит нала­донях у Риты Курочкиной.

Все поплыло у Самокатова перед глазами и подно­гами. И он... проснулся.

Генка сидел у себя дома в кресле. В окносветило со­лнце.

Первым делом Самокатов дотронулся до груди.Серд­це было на месте. «Тук-тук-тук...» — стучало оно под рукой. Генка испыталогромную радость. Но вслед за тем почувствовал острую боль на верхней губе. Подско­чивк зеркалу, он увидел, что губа распухла от укуса. Именно от укуса, потому чтона ней ясно виднелись следы зубов. «Чьих зубов?» — спросил себя Самокатов. Одноиз двух. Либо он сам случайно прикусил губу во сне. Либо... Либо это сделалаКурочкина. Но тогда это был никакой не сон. Как же не сон, если он проснул­ся?..«Спокойно, парень, — сказал себе Генка. — Давай разберемся по порядку».

И стал разбираться.

Значит, так. Утром он пошел в школу. Из школыони с Максом поехали на Фарфоровскую. С Фарфоровской отправились на собачьекладбище. Оттуда Генка начал слежку за типом в черном, и тот привел его в квартирустарухи Красавцевой. Затем пришел Горох, придумал трюк с бомбой и вызвал милицию.Потом они хотели проверить квартиру Красавцевой, но Макса за­мели, и пришлосьдействовать одному Генке... Ну и с какого момента начинается сон?.. Вот какузнать?..

Самокатов понял — как. У дяди Феди спросить.

Генка выскочил на улицу. Дворник подметалдвор.

— Здрасте, дядь Федь, — поздоровалсяСамокатов.

— Да уж здоровкались сегодня, — по своему обык­новениюпроворчал дядя Федя.

«Ага-а, — подумал Генка, — выходит, разговор сдвор­ником — не сон. Идем дальше...»

— Дядя Федя, а вы не знаете, кто в тринадцатойквартире живет?

Дворник окинул Самокатова хмурым взглядом.

— Ты, паря, видать, белены объелся.

— А что такое? — прикинулся Генка дурачком.

— Ты ж десять минут назад меня об этомспрашивал.

— Да-а? А я и забыл... Ну ладно, дядь Федь, небуду вам мешать.

Самокатов вернулся в квартиру. «Десять минутназад... десять минут назад...» — стучало у него в голове. Значит, послеразговора с дворником он пришел домой, бухнулся в кресло и незаметно для себяуснул. И все, что было потом, — приход Макса, звонок в милицию... и так далее,вплоть до того момента, когда Нестерова вынула из Генкиной груди сердце, — был сон...

Или не сон?.. Генка осторожно потрогал языкомукушенную губу. Вот блин! Все так запуталось-перепуталось, что ни фига непонять: где сон?.. где явь?..

Зазвонил телефон. Самокатов снял трубку.

— Слушаю.

— Я-а-а тебя-а-а убью-у-у... — раздался втрубке за­могильный голос.

Генка ни капельки не испугался.

— Эй, Горох... — сказал он.

— Я-а не-е Горо-о-х, — продолжал дурачитьсяМакс. — Я-а Ри-ита Ку-у-рочкина.

— Кончай стебаться. Ты откуда звонишь?

— Из дома, — своим обычным голосом ответил Го­рохов.— Только что с Фарфоровской приехал и решил тебе звякнуть.

— Давай гони ко мне. Я тебе кое-что расскажу.

— Про мужика в черном?

— Про все. Тут такая шизуха!

— Шизуха?

— Ага. Полная.

Через пять минут (ребята жили на соседнихулицах) Макс был у Генки.

— Что это у тебя, Самокат, за блямба на губе?— сразу заметил он.

— Курочкина укусила.