Путь Могучего. Том 2 - Дмитрий Дубов

ответила блондинка и на несколько мгновений задумалась. — И о чём может говорить эта информация нашим зрителям и слушателям? Полагаю, сейчас у многих возникли определённые вопросы.

— Светлана, я ничего не могу сказать до официального заявления, — сказал лощёный корреспондент и тут же обернулся куда-то и кивнул. — Всё, нас приглашают в зал, а вы увидите заявление Кремля в прямом эфире.

Я не был шокирован, так как ожидал подобного развития событий с тех самых пор, как поговорил с Анной. Пирогов, скорее, был расстроен, так как ему, как я понял, вообще не нравились глобальные пертурбации, всегда грозившие потрясениями для всех и каждого. А вот Воронцов, Вероника и Борис оказались совершенно не готовы к подобным новостям.

— Это же война, — тихо проговорил Владимир Юрьевич, качая головой. — И это знают все.

Моя сестра и барон Крамер предпочитали молчать, но по их лицам и так всё было ясно. А затем по телевизору выступил статный красавец-император. Ничего нового для меня он так и не сказал, а всё то же самое. То, что магия у Марии вызвала подозрения, после чего была проведена тщательная экспертиза, подтвердившая, что дочь Елены Юрьевской не унаследовала ни магию матери, ни магию Волконских. Зато её магия подозрительно оказалась похожа на достаточно специфическую, присущую барону фон Фиркс, запускающему на праздники световые столбы в небо.

Далее следовали неинтересные подробности и многочисленные формальности, которые необходимо было соблюсти для того, чтобы расторгнуть помолвку.

Воронцов выключил звук и обратился к нам.

— Что ж, всё это говорит только о том, что нам нужно торопиться, господа, — проговорил он и хлопнул себя по карману. — Я думал, что время у нас есть, а его у нас нет.

— Почему тебя так заботят разборки в Кремле? — поинтересовался я, не совсем понимая настроений Воронцова. — Собака лает, караван идёт.

— Да в том-то и дело, что тут это так не работает, — ответил он, глядя на меня слегка потухшим взглядом. — Просто ты не знаешь, какие вокруг этого союза создавались договорённости и коалиции. Полагаю, что даже император знает не обо всех. А я знаю, поэтому уверен, что нас ждут очень тяжёлые дни, а, может быть, и месяцы. И куда ещё всё это повернётся, совершенно неясно.

— Допустим, — ответил я, всё ещё не понимая. — Но какое отношение к этому имеем мы?

— А нас, мой дорогой, заставят клепать оружие вместо универсального лекарства, — просто ответил он. — И мы будем апостолами смерти, а не долгой жизни.

Для меня это всё-таки не было очевидно, но я счёл за лучшее промолчать. В этот момент нам принесли устройства для портального перемещения, и мы, словно по щелчку пальцев оказались на фабрике.

Правда, данное перемещение почему-то не понравилось живоглоту.

«Что случилось? — спросил я, почувствовав, как он напрягся. — Что-то не так?»

«Следят. Ведут, — ответил на это Пушок. — Не пользуйся больше этим. Не сегодня».

Значит, в чём-то Воронцов прав? Нас просто так не сбросят со счетов, да?

* * *

Барон Захерт был сегодня совершенно не в настроении. Дела шли всё хуже и хуже, партнёры требовали Тайнопись, но всё это было бы ерундой, если бы не Саториус. Тот говорил всё очень разумно, рассказывал совершенно логичные схемы, а затем просто молчал об этом, словно и не было никакого разговора. Вот и теперь они разговаривали по поводу этого Могучего уже очень давно, а никаких видимых результатов до сих пор не было.

Не выдержав, барон вызвал подчинённого, но даже не успел отвернуться от него, чтобы не выдавать своё истинное настроение. 'Когда не надо, он всегда быстр, — подумал барон. — Может быть, я зря на него злюсь? Прошло-то на самом деле всего-то пара дней, а я хочу всё быстро и сразу.

— Слушаю, ваше благородие, — Саториус вытянулся в струнку. — Какие-то новые поручения?

— Новые? — Захерт не знал, как реагировать на подобное, ибо какие могут быть новые поручения, если он ещё с предыдущими не справился. — Нет, хотел узнать, как у нас обстоят дела с Могучим. Помнится, я приказал вам втереться к нему в доверие. Есть какие-нибудь подвижки?

— Конечно, ваше благородие, — Саториус склонил голову, после чего разогнулся. — Буквально сейчас, — он посмотрел на хитрое устройство на руке, которое лишь отдалённо напоминало то, что изготавливал Воронцов, — мы подготовили отличную ловушку, и совсем скоро в неё попадётся наш дорогой Руслан.

— Очень интересно, — ответил на это барон, но тоном, подразумевавшим немного другое. — Но хотелось бы знать, насколько скоро, и что это за ловушка.

— Не далее, чем сегодня, — ответил Саториус, ещё раз поклонившись. — А ловушка действенная, могу вас заверить.

— Хотелось бы больше подробностей, — оскалился Захерт, так как ему показалось, что подчинённый смеет играть с ним. — Что конкретно вы собираетесь предпринять?

— Полагаю, это будет долгий и не очень-то нужный разговор, — проговорил на это Саториус, улыбаясь своей самой безмятежной улыбкой, которую барон иногда хотел стереть с лица подчинённого. — Но, если вам так угодно, расскажу. В последние дни Руслан Могучий сильно сблизился с Владимиром Воронцовым.

— Это изобретатель который? — поинтересовался барон, понимая, что его снова забалтывают, а он ничего не может с этим поделать. — Он вроде с Пироговым работал и с другими высокими господами, зачем ему нетитулованный?

— Нетитулованный только до поры, — сказал Саториус и развёл руками, как бы говоря, что вот такова жизнь. — Зная слухи при дворе, он очень скоро может стать графом.

— Ого! — совершенно неподдельно изумился Захерт. — За какие такие заслуги?

— У нас ведь как, — улыбнулся на это Саториус. — Был бы человек хороший, а уж титул или ссыльная статья для него всегда найдутся.

— Ох уж этот неистребимый оптимизм, — барон и сам улыбался, пройдоха Саториус провёл его в который раз.

— Так вот, понимая, что Воронцов — это достаточно сильная фигура, мы стали искать, как копнуть уже под него, ведь это куда труднее, чем под юного Могучего, — подчинённый Захерта прищурился, явно припоминая какой-то недавний момент.

— А зачем нам копать под Воронцова? — нахмурился Захерт, и кожа на его бритом черепе натянулась. — Уж больно высокого полёта птица, нам её не достать.

— Никогда не говори никогда,