Хтонь. Человек с чужим лицом - Руслан Ерофеев

— Как любил говорить покойный Козлюк, главное, в ходе следственных действий не выйти на самих себя… — с сомнением протянул Казарин.

— Да ты дослушай! Как мне удалось разузнать через кое-какие мои подвязки в прокуратуре, восстановление тебя в должности — дело ближайших дней! — взволнованным шепотом увещевал его Стрижак, ерзая на скрипучей Артемовой койке и подозрительно оглядываясь на его соседей по палате. Но те вроде бы не прислушивались к разговору, занимаясь каждый своими делами.

— Дараая Индира Ханди! — замычал вдруг кто-то дурным голосом.

Артем вздрогнул, повернул голову и увидел, что Брежнев подкрался к Насте, которая стояла затылком к проходу, облокотившись на спинку койки, где сидели Казарин и Стрижак, и весьма соблазнительно отклячив круглую попку.

Генсек, продолжая мычать что-то про советско-индийскую дружбу, предпринял явную попытку расцеловать девушку.

— Ты чё, козел, совсем сбрендил? — заорал Артем, отпихивая любителя братских коммунистических поцелуев от Насти.

Аватар покойного генсека ретировался на безопасное расстояние, обиженно бормоча себе под нос:

— Если женщина красива и в постели горяча — это личная заслуга Леонида Ильича!..

Казарин только сейчас заметил, что Брежнев успел вынуть откуда-то из загашника и нацепить на свою застиранную пижаму кучу значков — с Олимпийским мишкой, гербами городов и профилями Ленина. Прямо настоящий генсек при параде! Настя испуганно взглянула на него и положила ладони на свой живот, инстинктивно защищая плод. И только тут Казарин заметил, что он у нее уже сильно округилился.

— Короче, псих, собирай потихонечку манатки, — приподнятым тоном скомандовал Стрижак, и Артем только тут заметил, что на его погонах прибавилась звездочка. — На днях я тебя отсюда вытащу. Придется, конечно, попотеть. Но в исполкоме помогут, уже обещали. И в комитете тоже, но это — тсс! Если бы не комитетчики, хрен бы нас вообще пустили дальше приемного покоя. А так пойдешь у нас как жертва коррупции и карательной психиатрии. Эх, Артемыч, все только начинается! — И мент снова понизил голос: — Знал бы ты, что сейчас затевается в Узбекистане! Там уже вовсю орудуют ваши, прокурорские, из Москвы! Сначала на взятках попалось руководство местного ОБХСС. Причем совершенно случайно, Артем, в порядке плановой работы, для увеличения показателей по борьбе с «оборотнями в погонах»! А начальник ОБХС возьми и дай такие показания, что у всего руководства республики теперь очко зудит, а ниточки тянутся и еще выше, в Москву! Взятки ох… — Стрижак покосился на слушавшую разговор Настю и нехотя поправился: — Фантастические взятки, приписки миллионов тонн хлопка, Герои Труда липовые… Чего только не вскрылось! Со дна арыков извлекают здоровенные молочные бидоны, доверху набитые золотыми зубами, асбестовые трубы с упакованными в них царскими червонцами, банки из-под кофе, полные бриллиантов. Местные «красные баи» обкладывали данью всех, кто хоть как-то зависел от них. Чиновники ниже рангом сначала давали им взятки за назначение на должность, а потом с поклоном несли «квартальные», «отпускные», «праздничные» и прочие подати. Деньгами, золотом, чапанами…

— Чем? — удивленно переспросил Казарин.

— Чапанами! Халаты такие, златошвейные… Эта система поборов опутала всю республику, а ниточки ведут на самый верх — в Москву! Чтобы скрыть огромные приписки по производству хлопка, махинации перекинулись на перерабатывающую отрасль. В центр под видом хлопка везли его отходы — линт да улюк, а то и просто пустые вагоны! За вагон давали взятку 10 тысяч! Вот что вскрылось. В общем, круто взялся Андропов за разное ворье![5] И правильно, давно пора!

— Откуда ты все это знаешь? — с вялым интересом обколотого нейролептиками «тормоза» спросил Артем.

— Да там сейчас мой однокурсник по Саратовскому юридическому институту копает, — отвечал милиционер. — Имя у него смешное — Тельман. Тельман Гдлян[6]. Шустрый армяшка. Помнится, двое нас таких было. Он умный, а я… — Стрижак хихикнул: — Я — очень умный! Поэтому он пошел в прокуратуру, а я в менты. Вот, созваниваемся иногда, переписываемся… Смотри, что он мне вчера прислал заказным письмом!

Стрижак выудил из кармана сложенную вчетверо газету. Казарин развернул и прочитал набранный крупным шрифтом заголовок:

Ничего не понял, перевернул газету другой стороной и прочел сызнова не менее загадочное:

«Рановато мне, пожалуй, из больнички, — меланхолично подумал Артем. — Опять всякая муть мерещится»[7].

— Скоро всё это будет на страницах центральной прессы, вот увидишь![8] — ликовал Стрижак.

— Артем, мне плохо! — вдруг перебила его Настя.

— Что с тобой? — забеспокоился тот. — Может, позвать врача? Тебя этот зассанный вождь напугал?

— Да нет, ничего, все в порядке, — улыбнулась молодая женщина. — Просто тошнит немного. Где тут у вас удобство?

— Налево по коридору. — Артем с беспокойством взглянул на сожительницу: — Тебя проводить?

— Нет, что ты, я сама, — вновь смущенно улыбнулась Настя и вышла из палаты.

Казарин не возражал — ему очень хотелось остаться наедине с другом. Ну как наедине — Брежнев, старик в дальнем углу и Занюхин, шепчущий себе под нос какие-то мантры, были не в счет. К соседям по палате Артем уже привык относиться как к мебели.

— Ну, я смотрю, тебя можно поздравить. — Казарин покосился на новенькие, как юбилейный «картавчик», погоны друга. — Что ж, давай пятюню, подполковник!