Пропавшая нимфа - Картер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе достаточно только смотреть, — лениво проговорила она. — Я польщена, Дэнни.
Я медленно двинулся к ней. Воротник душил меня, и я расстегнул рубашку до пояса. Эдель медленно провела ладонями по безукоризненным бедрам.
— Ты опять хочешь меня ударить? — спросила она, когда я остановился перед ней.
— Тебя и в Обри привлекает именно это?
— Обри! — Имя прозвучало как брань. — Нет, я просто подумала, что тебя это возбуждает.
— Я парнишка с простыми привычками. Для меня достаточно хороши и старомодные способы. — Протянув руку, я погладил треугольный шрам. — Змеиный укус?
— Можно назвать и так, — согласилась она, хотя в ее голосе прозвучала насмешка. — Может, ты обнимешь меня или сделаешь что-нибудь еще столь же старомодное?
— И то и другое. Может, это и старомодно, но до сих пор не устарело.
— Ты когда-нибудь перестанешь болтать? — спросила она сердито. — Если ты промедлишь хотя бы полминуты, я выскочу на улицу и отдамся первому встречному.
Я наклонился, подхватил ее и взвалил на плечо. Когда я нес ее в комнату, она вцепилась зубами в мою руку. В ответ я шлепнул ее по ближайшему и наиболее подходящему для этого месту, и она взвизгнула от удовольствия.
— Только вот что, — вдруг сказал я. — Как насчет Обри, что, если он вернется пораньше?
— Ох, да не тяни ты, ну его к черту, пусть сам о себе позаботится. Скоро ты?
— Значит, насчет Обри не беспокоиться?
— Я сейчас завою от желания!
— Я опытный соблазнитель, — ответил я скромно. — При мне всегда ушная затычка.
Было около половины седьмого, когда мы пришли в себя. Мы пили джин-тоник, поскольку «Веселая вдова» предназначалась только для особых случаев.
— Мне пора идти, — сказал я.
Эдель в шелковой блузке и узких брюках лежала на кушетке.
— Куда и зачем?
— Как обычно. По делам.
— У тебя свидание? — Она медленно повернулась ко мне.
— Нет.
— Ну тогда оставайся. Скоро приедет Обри и принесет нам чего-нибудь поесть.
— Знаю я его вкус. — Я вздрогнул. — Пшеничные хлопья и йогурты, это не по мне.
— Иногда он ест бифштексы. Редко, конечно, — возразила она.
Меня передернуло опять.
— Знаешь что? — объявил я. — Я бы встал и отправился домой, если бы у меня были силы… но ты их проглотила…
Она удовлетворенно замурлыкала.
— А ведь находятся люди, которые играют в гольф и теннис, плавают, чтобы потратить энергию.
— Можно ли после этого удивляться, что мир так плох? — согласился я.
— Нальешь мне еще? — заискивающе попросила Эдель.
— Если б я мог встать, я налил бы и себе. Мой стакан тоже пуст!
— Слабак! — Эдель медленно села, потом встала, подошла к моему креслу, чтобы забрать у меня пустой стакан, и вдруг, наклонившись, поцеловала меня. — Зверь, — пробормотала она и, покачивая бедрами, направилась к бару.
С большим трудом я заставил себя сесть прямо и закурил. Едва я проделал это, послышался щелчок дверного замка, и не прошло и десяти секунд, как на пороге комнаты возник Обри. Он остановился, увидев меня, и неуверенно улыбнулся.
— Привет, Дэнни! — проговорил он с тревогой. — Все в порядке?
— Предположим, что он ответил бы «нет», — съехидничала Эдель. — Что бы ты сделал? Опять бы смылся?
Обри взглянул на нее:
— Здравствуй, Эдель! Я тебя не заметил. Но ведь все в порядке? Я хочу сказать, что иначе вас тут бы не было.
— Все прошло гладко. Дэнни сработал замечательно. Иди сюда и займись коктейлями, а я буду рассказывать.
Он послушно потащился бару, и я успел докурить сигарету, пока она изложила все в подробностях. Обри подошел ко мне, вложил стакан мне в левую руку, а правую энергично потряс.
— Поздравляю, старина. Классная работа!
— Жаль, что вас там не было. Эдель мне говорила, что вы уезжали из города.
— Мне самому жаль, — проговорил он немного нервозно. — Но надо было срочно повидаться с одним человеком. Дела, понимаешь ли.
— Ну еще бы, — согласился я.
Обри сразу успокоился.
— Ну теперь, раз с этим покончено, можно отпраздновать успех! — заявил он.
— С чем покончено? — Удивился я.
Обри стал похож на мальчишку, который забрался ночью в кухню и обнаружил, что сахарница пуста.
— А разве нет? — спросил он с испугом. — Ведь отца признали невменяемым, так?
— Это только начало, — терпеливо объяснил я. — Вспомните продюсера Клайда и очаровательную блондинку Адам. Они были здесь, когда я заключал пари, слышали, как я упоминал про психиатра. Что, по-вашему, они подумают, когда узнают, что Никки попал в сумасшедший дом?
Обри тихонько взвизгнул.
— Об этом можете не беспокоиться, старина, — заявил он. — Мы никому не скажем. Мы просто скажем, что он ушел вчера из дому и больше не возвращался. Как по-вашему?
Он явно был очень доволен собой.
— Просто превосходно, — согласился я. — Они не станут беспокоиться день или два, а потом обратятся в полицию.
— О!.. — Обри перестал улыбаться и озабоченно закусил ус.
— Придется вам придумать что-либо получше, — сказал я. — И может, вы перестанете жевать этот свой сорняк на губе?
— Извиняюсь. — В его карих глазах мелькнула обида. — Нервное, старина. Часто я даже не замечаю, что делаю это.
— Ручаюсь, он говорит это всем девушкам, — ядовито предположила Эдель, но Обри, охваченный беспокойством, не слушал ее.
— У вас есть какие-нибудь предложения, Дэнни? — спросил он наконец.
Я отпил немного виски, прежде чем ответить.
— Вам придется сказать, где он, — заявил я твердо. Все, что вам нужно, — это хорошая история в придачу. И правдивая. Например, что Никки прошлой ночью свихнулся на своем «Гамлете» и накинулся на жену с ножом. Если кто-то захочет подтверждений, пусть звонит доктору Фрезеру — тот добавит нужных подробностей.
Эдель тихо засмеялась:
— Умница, Никки! Нам для убедительности нужна была некая неожиданная деталь, так он захватил с собой нож.
Обри опять оживился:
— Как я понимаю, мы расскажем все примерно так. — Он покусал ноготь. — Все шло как обычно, и вдруг отец начал бесноваться. Он решил, что Эдель хочет его отравить, и напал на нее с ножом, так что она чудом осталась жива. — Он довольно улыбнулся, словно сам все придумал.
— Годится, Обри, — сказал я устало. — А поскольку за несколько часов до этого Эдель звонила доктору Фрезеру по поводу нашего пари, сегодня утром вы затолкали отца в машину и отвезли к нему. Доктор сказал, что у Николаса острая форма шизофрении, и оставил его в больнице.