Ничего хорошего - Линда Фэйрстайн

Мерсер встал и подтолкнул меня в спину:

— Пошли, Алекс. Я сделаю ставку за тебя. К тому же там вся еда. Так что, пожалуй, стоит пойти с ним.

Мы с Мерсером свернули за угол и прошли в конец коридора. Вдоль стен комнаты размером двадцать на пятнадцать футов выстроились ряды темно-зеленых шкафчиков. Еще здесь был кофейный автомат «Мистер Кофе», холодильник «Амана» — наследие сороковых, телевизор и большой прямоугольный стол. На столе красовалась куча банок с содовой, три коробки пиццы, пакет с двумя десятками пончиков «Данкин» с разными вкусами и полупустые упаковки из-под орешков, крекеров и разных сигарет. Единственным украшением комнаты был висящий на свободной от шкафов стене постер из «Пентхауса», где на роскошное тело девятнадцатилетней маникюрши, позировавшей для разворота, наложили снимок лица Джанет Рено[8]. Я припомнила, что Рено посещала этот полицейский участок в 1996 году, когда передавала шефу полиции какие-то собранные штрафы. Тогда же была сделана коллективная фотография на память. Я усмехнулась, подумав, какой отклик нашел ее визит в душах полицейских.

— Сегодняшняя категория — «Известные лидеры», Куп. Я ставлю пятьдесят. Хочется начать расследование в хорошем настроении.

Чэпмен вынул банкноту из бумажника и положил ее на стол, не забыв прихватить еще кусок пиццы. Он подтолкнул мне коробку, и я открыла крышку для Мерсера. Пицца уже остыла, на ней был виден застывший жир.

— Черт! Эта пицца валяется тут с четырех дня. Я такое есть не буду. Ставлю пятьдесят, Чэпмен.

— Погоди, Мерсер. Это же его тема, — предостерегла я, пока он доставал деньги. Чэпмен изучал историю в Фордхэме, и это была одна из тем, где он мог легко взять надо мной верх.

— Раньше ты не трусила, Купер. Что случилось? Ты же каждый день читаешь газеты. Может, речь идет о ком-то из современных, а не забытых историей. Если это какой-нибудь родственник Мерсера, вождь племени тутси на Черном континенте или балтийский президент какого-нибудь Киндерстана, о котором никто слыхом не слыхивал три недели назад, то ты разобьешь меня в пух и прах. Готовься, Требек снова в студии.

— Я-то не переживаю. Я оставила деньги в соседней комнате.

Алекс Требек только что открыл последний ответ в игре трем ее участникам. Я увидела на экране название «Медина Сидония», и мне это ни о чем не говорило.

Лицо Чэпмена было непроницаемым, он ждал, пока я дам ответ. Стараясь говорить спокойно, я произнесла:

— Кто в семье Гамбино был главой Бруклинского отделения до Джона Готти?

— Неверно, — отозвался он, заедая пиццу жирным пончиком. — Сеньор Сидония — испанский дворянин, кстати, а не какой-то там гангстер, мисс Купер, — был главнокомандующим Испанской армады, который повел обреченных моряков на ту битву при поддержке Алессандро Фарнезе, герцога Пармского...

— Похоже, мне платить за обед, — бросила я через плечо Майку с Мерсером, выходя из комнаты. Чуть ли не энциклопедические познания Чэпмена в истории в который раз поразили меня. — Прости, что подвела тебя, Уоллес. Буду тебе должна. Пойду поговорю с Анной.

Я вышла из раздевалки и в дверях кабинета Петерсона увидела Макгро. Рядом со столом лейтенанта стоял допотопный деревянный стенд, где был закреплен листок с планом, на котором кто-то аккуратно подписал «Медицинский центр Среднего Манхэттена». Макгро предлагал пройти в раздевалку для короткого брифинга, чтобы еще раз посмотреть свое выступление по местному телеканалу «Нью-Йорк-1», который передавал новости каждый час.

Мерсер остановился позади меня и прошептал мне на ухо:

— Макгро видел себя по ящику не больше шести-семи раз после пресс-конференции, данной час назад, но ему, кажется, все мало.

Вышел Петерсон, жестом велел нам идти в раздевалку и передал стенд Мерсеру. Проходя по комнате, он позвал еще троих детективов, которых хотел видеть на совещании. Макгро делал вид, будто меня здесь нет, поэтому я поспешила вперед, желая убедиться, что Майк не стоит перед телевизором, передразнивая шефа. Он как раз смотрел новости, по экрану бежала строка, перечислявшая заголовки завтрашней желтой прессы: «Кровавая драма в Медицинском центре». Репортеры облепили мэра, который осуждал преступления, подобные убийствам Джеммы Доген, и выражал уверенность, что в больницах города все спокойно.

— Сейчас окажется, что нашему яйцеголовому не дали эфирного времени, — усмехнулся Чэпмен. — Он ненавидит, когда мэр его оттесняет.

— Может, скажешь это ему лично? Он отстает от меня шагов на пять, — предостерегла я.

Следом за мной вошел Мерсер и установил стенд. Он перевернул первую страницу, и нашим взорам предстал первый из нескольких чертежей, которые подготовил полицейский художник. Там, помимо прочего, были планы зданий больницы, чтобы начальство могло наглядно представить себе место происшествия. И хотя из приблизительной диаграммы этого не следовало, мы все знали, что в Медицинском центре было больше народу, чем во многих городках и деревнях страны. Там были десятки входов и выходов на разные улицы, гаражи и прочие постройки; коридоры с кабинетами, лабораториями, подсобками и операционными тянулись на многие мили; здесь работали тысячи людей, и еще тысячи круглый год ежедневно посещали эти здания.

Лейтенант Петерсон провел Макгро в забитую людьми раздевалку, с ними пришли три офицера из опергруппы. Сегодня эти трое начали основную работу в больнице, терпеливо разговаривая со свидетелями, чтобы выяснить, вдруг кто-то видел или слышал что-нибудь подозрительное за предыдущие сутки. Петерсон сдвинул очки на макушку, велел нам занять места за столом и попросил Мерсера начать с доклада о том, что удалось выяснить о жертве. Макгро встал в стороне, сложив руки на груди, в уголке его рта торчала сигарета, губы были плотно сжаты. Он встал так, чтобы видеть всех нас и одновременно телевизор, где передавали об ужасной трагедии в Медицинском центре, пусть и с выключенным звуком.

Когда я уходила с работы, Лора снабдила меня обычной во владениях окружного прокурора папкой-гармошкой ржавого цвета, которая вскоре раздуется, а в ходе расследования к ней прибавится еще много таких же. Я вынула несколько блокнотов, которые Лора положила внутрь, — несколько чистых и два с записями, которые мы с Сарой набросали утром. Тем временем полицейские открыли карманные блокноты, с которыми не расстанутся до конца расследования. Мы все собирались записывать то, что скажет Мерсер.

— Джемма Доген. Как все вы знаете, эта белая женщина пятидесяти восьми лет работала врачом, увлекалась спортом и была одинока. Она англичанка, родилась и выросла в маленьком городке Бродстерс на побережье графства Кент. Все дипломы она получила в Англии и переехала сюда примерно десять лет назад, ее пригласили в отделение нейрохирургии. Позже она возглавила это отделение. Это было лакомое местечко для женщины-врача. Плюс ей дали кафедру в Медицинском учебном центре. То есть ее уважали еще и как ученого, а не только как врача-практика. Перед переездом сюда она развелась. Детей нет. Бывший муж, Джеффри Доген, вне подозрений. Он тоже врач, они познакомились в медицинском колледже. Он снова женился в девяносто первом, и молодая жена утащила его на прогулку в Гималаи как раз на этой неделе. Они живут в Лондоне, и, судя по письмам, что я обнаружил в квартире Доген, у них до сих пор очень хорошие отношения. Он должен вернуться на следующей неделе, и нам придется поговорить с ним, чтобы выяснить, что ему известно о личной жизни бывшей жены, но его мы точно не подозреваем.