Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе - Джерард Келли

– Это мой друг и коллега доктор Уотсон, который неоднократно оказывал мне помощь в расследованиях. Вы можете спокойно говорить в его присутствии.

– Mon Dieu![2]– воскликнул месье Фонтэн, подняв на меня взгляд. – Значит, вы врач? Это провидение, так как я имею работу для вас обоих. – Прежде чем продолжить, он сделал еще один глоток бренди. – Джентльмены, я скромно прошу простить мое беспардонное вторжение, но я только что нашел труп в своем ресторане…

– Да что вы говорите! – ахнул Холмс.

– Я говорю, что у меня в ресторане труп. Это месье Брентвуд. Иеремия Брентвуд.

– Вы поставили в известность полицию? – осведомился я.

– Еще нет, mon ami[3], но если я позову полицейских, то тогда узнают газеты, они поднимут скандал – и я разорен! Кто захочет кушать в… в… морге!

Француз снова разволновался, и его руки заходили ходуном. Холмс сжал плечо нашего гостя.

– Успокойтесь, старина, – велел он. – Вы поступили совершенно правильно, обратившись сразу ко мне. Ни к чему беспокоить районную полицию – она только затопчет улики. Достаточно известить Скотленд-Ярд, но с этим можно повременить. Лучше скажите, вы что-нибудь трогали?

– Нет, ничто. Как только я понималь, что он мертвый, я сразу пришел сюда.

– Превосходно. Просто превосходно, – пробормотал Холмс. Он сел в кресло лицом к французу и произнес: – А теперь прошу рассказать нам все подробно с самого начала.

Месье Фонтэн осушил бокал и начал:

– Как вы знаете, месье Олмс, я владею маленьким ресторанчиком на площади Портленд. Он называется «Coq D’or»[4]. Отсюда всего десять минут пешком. Утром во вторник, пятнадцатого числа, я получил неожиданную просьбу от того самого Иеремии Брентвуда. Он просил меня, чтобы я накрыл стол для него и его друга и оставил блюда на плите. Он сам все подаст. Так?

– Он отказался от официантов? – подался вперед Холмс.

– Да, отказался. Он настоял, чтобы никто не присутствовал, даже меня не нужно. Он заплатил за такую привилегию сто гиней, это гораздо больше, чем стоил его заказ. Вы сами понимаете: такую сумму я зарабатываю за неделю, поэтому я не смог отказываться. Он сказал, что сам закроет ресторан, а ключ, когда будет уходить, бросит через почтовый ящик.

– Именно там сегодня утром вы и нашли ключ?

– Oui[5].

– На который час был назначен ужин? – спросил Холмс.

– На полночь.

– Расскажите, как именно вы договорились. Этот Иеремия встретился с вами лично?

– Нет. Он все попросил в письме, которое приносить курьер.

– Письмо было написано от руки?

– Нет, отпечатано на машинке.

– Подпись стояла?

– Нет, внизу просто было напечатано «Иеремия Брентвуд».

– Письмо у вас сохранилось?

– Нет. В письме было сказано, чтобы я написал внизу ответ на том же самом листке и отдавал его курьеру.

– Черт, – пробормотал Холмс, затем встал и принялся расхаживать по гостиной. – Значит, тут у нас улик никаких. Обратного адреса, разумеется, на письме не значилось. – Он снова повернулся к французу: – И как же заказчик собирался с вами расплатиться?

Месье Фонтэн пожал плечами в истинно французской манере и пояснил:

– Чуть позже в тот же день пришел курьер и принес запечатанный конверт. Там были деньги. Вся сумма.

– Заказчик как-нибудь объяснил, отчего он желает поужинать так поздно и без свидетелей?

– Да, в письме он прозрачно намекал, что хочет устраивать романтичное свидание. С очень уважаемой замужней дамой. Вот потому он и хотел сделать все тайно. Миром правит любовь, месье Олмс, и мы, французы, не можем отказать, когда речь идет о делах сердечных.

Холмс затянулся, не обратив внимания на то, что трубка погасла. Я протянул ему коробок спичек, но он лишь нетерпеливо отмахнулся.

– Идемте, Уотсон, – произнес он, подхватывая пальто и шляпу. – Пора нам пойти взглянуть на покойного мистера Иеремию Брентвуда.

Я накинул плащ и взял трость, и мы с месье Фонтэном последовали за Холмсом. После того как наша компания пересекла Бейкер-стрит, мы направились по Мэрилебон-роуд к площади Портленд. Мы с ресторатором едва поспевали за несшимся впереди нас Холмсом.

– Может, и не было никакого преступления, – заметил я на ходу. – Иеремия мог умереть сам, по естественным причинам.

– Не исключено, что вы правы, Уотсон. Разумеется, я надеюсь, вы сможете установить подлинную причину смерти, когда осмотрите тело. И все же интуиция, которая крайне редко обманывает меня, подсказывает, что мы имеем дело с убийством.

Я знал, что Холмс прав, и потому замолчал. Была и другая причина, в силу которой я решил воздержаться от продолжения беседы. Поскольку приходилось едва ли не бежать, мы с месье Фонтэном уже начали задыхаться. Холмс, надо сказать, дышал спокойно и ровно.

Наконец мы добрались до «Золотого петушка», и ресторатор пропустил нас внутрь. Быстро оглянувшись по сторонам, он зашел сам и запер за собой дверь. После этого Фонтэн подвел нас к дверям в обеденный зал и замер, жестом пригласив нас заглянуть туда.

Зал, выдержанный в синих и золотых тонах, оказался небольшим, однако, несмотря на скромные размеры, был роскошно оформлен. Окна украшали тяжелые узорчатые занавески, а с потолка, покрытого орнаментальной лепниной, свисали две хрустальные люстры. В зале имелось семь столиков. Один из них, с белой накрахмаленной скатертью, расшитой изображениями золотых и синих петухов, стоял у дальней стены и был накрыт на двоих. В центре его возвышался серебряный подсвечник на три свечи, которые полностью догорели, закапав расплавленным воском скатерть. На стуле, обращенном к нам, откинув голову назад, сидел Иеремия Брентвуд. Его рот был открыт, а взгляд невидящих глаз устремлен на люстры.

Я врач и, уж поверьте, насмотрелся на смерть. И, будь то гибель солдата на поле боя в Афганистане или спокойная кончина пожилой дамы, отошедшей в мир иной во сне, я никогда не мог привыкнуть к этому зрелищу. По идее за долгие годы работы я должен был закалиться и стать равнодушным к жатве, что собирает мерзкая старуха с косой. Однако, должен признаться, со мной этого не произошло, и смерть Брентвуда не явилась исключением. Он показался мне очень молодым, не старше двадцати пяти лет. Перед посещением ресторана Иеремия тщательно побрился и нарядился в черный вечерний костюм и белую рубашку. Его каштановые волосы были слегка напомажены и зачесаны назад.

Заставив себя забыть о чувствах, я принялся за осмотр тела. Чтобы прийти к заключению, мне потребовалось не так уж и много времени.