Последний король - Роберт Ирвин Говард

на этот раз именно они отступили, потерпев поражение, перед полчищем огромных желтоволосых воинов, также вооруженных бронзой. Битва ознаменовала приход бриттов, которые дали свое имя острову Британия.

Затем последовала череда неясных и мимолетных сцен, которые проходили слишком быстро, чтобы их можно было различить. Они создавали впечатление великих деяний, могущественных событий, но на них были видны только смутные тени. На мгновение вырисовалось смутное лицо. Сильное лицо со стальными серыми глазами и желтыми усами, свисающими над тонкими губами. Я почувствовал, что это был тот самый другой Бран, кельт Бренн, чьи галльские орды разграбили Рим.

Затем на его месте появилось другое лицо с поразительной смелостью. Лицо молодого человека, надменное, самонадеянное, с великолепным челом, но с линиями чувственной жестокости вокруг рта. Лицо одновременно и полубога, и дегенерата.

Цезарь!

Тенистый пляж. Тусклый лес; грохот битвы. Легионы разбивают орды Карактака.

Затем смутно, быстро промелькнули тени великолепия Рима. Ее легионы возвращались с триумфом, ведя перед собой сотни закованных в цепи пленников. Там были показаны тучные сенаторы и вельможи в их роскошных банях, на их банкетах и разгуле. Там были показаны женоподобные, ленивые купцы и дворяне, развалившиеся в похотливой непринужденности в Остии, Массилии, Аква Суле. Затем, в резком контрасте, собирающиеся орды внешнего мира. Скандинавы со свирепыми глазами и желтыми бородами; германские племена с огромным телом; дикие огненноволосые дикари Уэльса и Дамнонии и их союзники, пиктские силуры. Прошлое исчезло; его место заняло настоящее и будущее!

Затем начался смутный холокост, в ходе которого перемещались нации, а армии и люди блекли и менялись местами.

“Рим падет!” - внезапно тишину нарушил ликующий голос волшебника. “Нога вандала с презрением ступает по Форуму. Дикая орда марширует по Аппиевой дороге. Желтоволосые налетчики насилуют девственниц-весталок. И Рим падет!”

Свирепый вопль триумфа разнесся в ночи.

“Я вижу Британию под пятой норвежских захватчиков. Я вижу пиктов, спускающихся с гор. Кругом грабеж, огонь и война”.

В огненном тумане мелькнуло лицо Брана Мак Морна.

“Поднимай подъемника! Я вижу, как пиктская нация шагает вверх, к новому свету!

“Волк на высоте

Насмехаясь над ночью;

Медленно восходит свет

Нового рассвета нации.

Полчища теней сосредоточились

Из прошлого.

Слава, которая продлится

Шагает все дальше и дальше.

Над долиной

Гремит шторм

Несущий историю

Возвышенной нации.

Бегите, волк и коршун!

Слава, которая ярка”

С востока пришло, крадучись, тусклое серое сияние. В призрачном свете лицо Брана Мак Морна снова стало бронзовым, невыразительным, неподвижным; темные глаза неотрывно смотрели в огонь, видя там его могучие амбиции, его мечты об империи, превращающиеся в дым.

“То, что мы не смогли удержать битвой, мы удерживали хитростью в течение бесчисленных лет и столетий. Но Новые расы поднимаются подобно огромной приливной волне, и Старые уступают место. В сумрачных горах Галлоуэя нация проведет свою последнюю ожесточенную битву. И когда Бран Мак Морн падет, так исчезнет Потерянный Огонь – навсегда. Из веков, из эонов.”

И пока он говорил, огонь собрался в одно огромное пламя, которое взметнулось высоко в воздух и в воздухе исчезло.

А над дальневосточными горами плыл тусклый рассвет.

К началу N полета

Короли ночи

Цезарь развалился на своем троне из слоновой кости –

Его железные легионы пришли

Сломить короля в неизвестной стране,

И раса без названия.

Песня о Бране

Кинжал сверкнул вниз. Резкий крик оборвался вздохом. Тело на грубом алтаре конвульсивно дернулось и замерло. Зазубренное кремневое лезвие рассекло окровавленную грудь, и тонкие костлявые пальцы, жутко раскрашенные, вырвали все еще дергающееся сердце. Под спутанными белыми бровями свирепо сверкали острые глаза.

Помимо убийцы, четверо мужчин стояли вокруг груд камней, которые образовывали алтарь Бога Теней. Один из них был среднего роста, гибко сложенный, скудно одетый, чьи черные волосы были перехвачены узкой железной лентой, в центре которой поблескивал единственный красный драгоценный камень. Двое других были темноволосы, как и первый. Но там, где он был гибким, они были коренастыми и уродливыми, с узловатыми конечностями и спутанными волосами, падающими на покатые брови. Его лицо выражало интеллект и непреклонную волю; у них же была просто звериная свирепость. Четвертый человек имел мало общего с остальными. Почти на голову выше, хотя его волосы были такими же черными, как у них, кожа сравнительно светлой, и он был сероглазым. Он наблюдал за происходящим без особой благосклонности.

И, по правде говоря, Кормак Коннахтский чувствовал себя не в своей тарелке. У друидов его родного острова Эрин были странные темные обряды поклонения, но ничего подобного. Темные деревья окружали эту мрачную сцену, освещенную единственным факелом. В ветвях стонал жуткий ночной ветер. Кормак был один среди людей незнакомой расы, и он только что видел, как сердце человека вырвали из его все еще пульсирующего тела. Теперь древний жрец, который едва ли походил на человека, пристально смотрел на пульсирующую вещь. Кормак вздрогнул, взглянув на того, кто носил камень. Верил ли Бран Мак Морн, король пиктов, что этот седобородый старый мясник может предсказывать события, сканируя кровоточащее человеческое сердце? Темные глаза короля были непроницаемы. В этом человеке были странные глубины, которые Кормак не мог постичь, как и любой другой человек.

“Знамения хороши!” - дико воскликнул священник, обращаясь скорее к двум вождям, чем к Брану. “Здесь, в бьющемся сердце плененного римлянина, я читаю– "Поражение оружию Рима! Триумф сынам вереска!”

Двое дикарей что-то бормотали себе под нос, их свирепые глаза пылали.

“Идите и готовьте свои кланы к битве”, - сказал король, и они заковыляли прочь обезьяноподобной походкой, свойственной таким низкорослым гигантам. Не обращая больше внимания на священника, который осматривал жуткие руины на алтаре, Бран поманил Кормака. Гаэль с готовностью последовал за ним. Выбравшись из этой мрачной рощи под звездный свет, он вздохнул свободнее. Они стояли на возвышенности, глядя на длинные набухающие волнистости мягко колышущегося вереска. Неподалеку мерцало несколько костров, их немногочисленность слабо свидетельствовала об ордах соплеменников, которые лежали поблизости. За этими кострами было еще больше костров, а за этими еще больше, и в последний раз они отмечали лагерь людей Кормака, отважных наездников-гэлов, которые принадлежали к тому отряду, который только начинал закрепляться на западном побережье Каледонии – ядре того, что позже стало королевством Далриадия. Слева от них мерцали другие огни.

А далеко на юге