Так устроен мир - Джеймс Хедли Чейз

– Спейд? – тупо повторил он. – Зачем Спейду такое устраивать?

– Ну и что прикажете делать? – Келлз беспокойно шевельнулся.

– Выясни, как он сюда пробрался, – прорычал Беллман. Его щеки снова зарумянились. – На кой ляд я плачу твоим быкам, если они все время дрыхнут?

– Будет сделано. – Келлз направился к двери. Уходя, он спросил Дюка: – Еще побудешь?

– Не думаю, что здесь безопасно, – рассмеялся Гарри.

Келлз ушел. Беллман налил себе еще виски.

– Ты мне жизнь спас. – Его голос звучал на удивление трезво. – Первый раз вижу, чтобы человек так быстро соображал. И ни намека на испуг, да?

– Мне-то зачем пугаться? Он ведь за тобой приходил. – Дюк допил виски и встал. – Ладно. Увидимся на твоих похоронах, – весело сказал он. – Предложение отклонено. Мне по вкусу более мирная жизнь.

– Постой. Ты не понимаешь, от чего отказываешься.

– Понимаю, – улыбнулся Дюк. – Я не ищу неприятностей. А если они меня найдут, буду биться, но только за себя. Ни за кого больше. Ты, Беллман, мне не нравишься, так что телохранитель из меня вышел бы неважный. Позволь уберечь тебя хотя бы от дрянной сделки. – Дюк подошел к двери. – Ну, пока. Скоро увидимся.

В холле стоял Келлз.

– Дай знать, когда его убьют, – попросил Дюк. – Пришлю венок из лютиков.

На лице Келлза мелькнула ухмылка.

– Так ты отказался? – спросил он так, словно уже знал ответ.

Дюк кивнул.

– Беллман молчит, – сказал он, – а мне нужно знать, с чем придется работать.

– И мне, – эхом отозвался Келлз.

Мужчины переглянулись.

– Конечно, это дело рук Спейда. Но почему? – спросил Дюк.

– Без понятия. Видать, имеет зуб на Беллмана. Может, разлюбил его.

– Об этом я не подумал. – Дюк подмигнул. – Действительно, может и разлюбил.

И он вышел на темную душную улицу.

Когда раздался телефонный звонок, Шульц как раз собирался надеть шляпу. Толстяк нахмурился, посмотрел на часы и придвинул телефон к себе.

– Кто говорит? – спросил он. Недовольство на лице сменилось интересом. Шульц присел. – Когда? Сегодня вечером, вот как? Он мертв? – Толстяк сдвинул брови. – Кто стрелял? – внезапно рявкнул он. Прислушался к скрипучему голосу на другом конце линии, прервал собеседника: – Ладно, ладно, расскажешь, когда встретимся. Выезжай прямо сейчас. – И повесил трубку.

Некоторое время посидел, задумавшись, затем встал, выключил свет и вышел из кабинета.

Внизу продолжалась игра в крэпс. Шульц обогнул стол и вышел на улицу.

Подъехал длинный черный автомобиль. Толстяк забрался на заднее сиденье. Водитель даже не взглянул на него – смотрел прямо перед собой, словно каменное изваяние; на вид почти ребенок, тощий как смерть, с костлявыми плечами, фуражка с v-образным козырьком скрывает лицо.

– Домой, Джо, – бросил Шульц в переговорную трубку и полез в карман за сигарой.

Грузное тело с трудом умещалось на сиденье. Выпуская один клуб дыма за другим, толстяк тупо смотрел на проносящиеся мимо фонари – глаза наполовину прикрыты, взгляд пустой. Он мысленно перебирал варианты: обмозговал один, отказался, поискал другой, третий и бросил эту затею. Нет смысла строить планы, пока Кьюбит не расскажет, как обстоят дела.

Автомобиль остановился у маленького дома Шульца. Даже не выходя из машины, толстяк чувствовал дурманящий аромат садовых цветов.

Шульц считал, что каждому нужно хобби, чтобы не заскучать, когда отойдешь от дел. Всю свою сознательную жизнь он увлекался садоводством, в особенности орхидеями. На заднем дворе была душная стеклянная оранжерейка, где он выращивал лучшие цветы в стране. Кроме орхидей, Шульц занимался всеми цветами, которые только мог раздобыть, – вперемешку высаживал их в ослепительно-яркие клумбы, на зависть соседям.

Шульц вышел из машины и с наслаждением потянул носом.

– Хорошо пахнет, а, Джо? – улыбаясь, сказал он в темноту.

Водитель что-то пробормотал. Он слышал эту фразу каждый раз, когда привозил Шульца домой. Джо не интересовался цветами, считая их пустой тратой денег.

– Побудь здесь, – приказал Шульц. – Сегодня машина может еще понадобиться.

Он прошел по дорожке, ведущей к дому, и сунул ключ в замочную скважину. В большой гостиной горел свет.

На тахте полусидела, полулежала Лорелли, демонстрируя ножки, затянутые в черный шелк. Когда Шульц вошел, она подняла взгляд, на полных губах заиграла улыбка.

Шульц стоял в дверном проеме и смотрел на девушку.

Лорелли поправилась. Не слишком, но ровно настолько, чтобы фигуру можно было назвать пышной. Девушка была невысокой, и больше всего она прибавила в бедрах. Личико в форме сердца, черты несколько грубоваты. Цвет кожи сливочный, без оттенков; поэтому в глаза сразу бросаются полные алые губы и тяжелые черные брови. Лорелли все еще была очень молода. Шульц не знал, сколько ей лет, но полагал, что не более двадцати. К тридцати от всей красоты ничего не останется, с сожалением подумал он. Девушка взрослела слишком быстро.

Лорелли тоже смотрела на Шульца, сверкая белозубой улыбкой. Смотрела на его тучное туловище, маленькие жесткие глазки и думала, как долго она сможет его терпеть.

– Маэстро, – сказала она, протягивая вперед пухлую ручку, – входите, ведь вы создаете сквозняк. А для драматического появления вы недостаточно красивы.

Шульц закрыл дверь.

– Необязательно быть красавцем, – невозмутимо заметил он, приближаясь к Лорелли. – У меня есть другие достоинства. – Толстяк похлопал по огромной лысой голове. – Вот здесь, голубочка моя, но у тебя… – он положил потную ладонь на ее густые волосы, – у тебя здесь пусто, поэтому тебе нужно оставаться красивой, чтобы выжить.

Лорелли вывернулась у него из-под руки.

– Ваш голос звучит недовольно, маэстро. Что-то случилось? – Иссиня-черные глаза ее смотрели вопросительно.

Шульц чуть не ударил девушку, но вовремя взял себя в руки. Его тонкие губы плотно сжались, глаза-блюдца затвердели, как гранит.

– А что могло случиться?

Взяв Лорелли за подбородок, Шульц приподнял ее лицо и впился в него взглядом. В глазах его бушевал гнев. Девушка было отпрянула, но огромные пальцы сжали подбородок сильнее.

Посмеиваясь, Шульц потянулся к Лорелли широким лицом, крепко прижался губами к ее губам. Сначала подбородок, теперь еще и рот болит, подумала она.

Позади Шульца раздался сухой щелчок, словно сломали щепку. Он отпрыгнул в сторону и обернулся.

Джо кашлянул еще раз, безразлично глядя на Шульца холодными бесцветными глазами.