Чертоги памяти - Седжвик Джулиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Острый взгляд Дэнни скользит от разбитого прожектора к Фрэнки Буму и об-ратно.
Совсем рядом! Еще несколько шагов – и попало бы прямо в меня. С такой высоты… с такой скоростью… даже подумать страшно! Может, это просто случайность… Может.
Фрэнки смотрит вниз на него. На гладкой лысине сверкает свет.
– Прости, малыш. Цирк – опасное место…
Он снова машет рукой, извиняясь, и бредет дальше вдоль мостика.
А может, я и впрямь угодил в львиное логово, думает Дэнни. И помни, говорил папа, если уж оказался в этой самой пещере, врежь этому глупому льву прямо по носу.
Первых туристов уже впустили в собор. Пара человек, привлеченных шумом падения прожектора, заглядывают в щелочку в ширме.
А один – одна – задерживается, чтобы щелкнуть фотоаппаратом.
Мальчишка все еще глядит, задрав голову, на крепления наверху. Туристка аккуратно наводит на него камеру и нажимает затвор, а потом прячет фотоаппарат в карман зеленого плаща и снова смешивается с толпой.
История с упавшим прожектором отнюдь не помогает Дэнни унять и без того расшалившиеся нервы.
Пока Роза ведет его к притулившейся в тени собора горстке машин «Мистериума», он снова смотрит на головокружительно высокие башни, медленно ползущие на фоне неба стрелы желтых подъемных кранов и массивный каменный блок, все так же висящий прямо над головой.
– Надеюсь, ты не очень перепугался, Bello?
– Да нет. Все в порядке, – лжет он, желая показать себя крепким орешком, продемонстрировать Розе, что он цирковой до мозга костей. Но вот что внутри – дело иное.
– Отлично, – улыбается Роза. – Моему фургону тут места еле-еле хватило. Не люблю отели, да и вообще, директору всегда надо быть рядом. Щелкать бичом, черт возьми!
Дэнни умудряется улыбнуться. Он рад, что из всех обитателей цирка в первую очередь ему выпало общаться именно с Розой.
Похоже, она искренне рада его видеть. Несмотря на резкую манеру держаться и на то, что отдельные детали ее номера (рыба и спицы) слегка пугали мальчика, ему всегда казалось, что она считает его членом семьи. На него снова накатывает воспоминание о вечере, когда она нашла его прячущимся в будке с реквизитом и повела по тонущему в снегах лагерю. Под мышкой у него торчала папина «Тайная книга освобождения», на плитке в фургоне Розы дымилась похлебка ribollita, наполняя воздух соблазнительным и уютным ароматом. А потом заорала сирена, и они с Розой бросились назад, безнадежно опоздав к бушующему в фургоне семьи Дэнни адскому пламени, а потом…
– Я тут раскидывала карты Таро, – жизнерадостно сообщает Роза, открывая дверь фургончика. – Так они мне всю дорогу сулили нежданного гостя. И вот, гляди-ка – ты! Я, Bello, никогда не ошибаюсь!
Дэнни проскальзывает на скамейку.
– Роза, – начинает он, старательно подбирая слова, – что произошло после Берлина? В смысле как вышло, что вы все снова собрались?
– А разве Замора тебе не рассказы-вал?
– Да как-то нет. – Больно произносить это вслух – признавать, что карлик не счел нужным включить его в общие планы.
Роза пожимает плечами:
– Да тут никакой тайны и нет. Все были потрясены и расстроены – из-за твоих мамы с папой. Мы не хотели проявлять к ним неуважение и продолжать как ни в чем не бывало – так что распустили труппу и разошлись кто куда. Дарко присоединился к цирку в Берлине. У них там дела очень хорошо пошли. Девочки некоторое время были с «Циркой» в Австралии. Джои с Бьорном – в «Цирквосте», а Билли в Бруклине с Аки… Но что там за история насчет Гонконга? Про тебя, Замору и лестницу? Звучит сущей нелепицей!
– Долгая история, – отвечает Дэнни. Странно, что Роза не перешла сразу к спасению под водой. Неужели не знает?
Распорядительница цирка жестом приглашает его садиться. Чиркает спичкой и зажигает газовую плитку, ставит на огонь чайник и кидает спичечный коробок на стол перед Дэнни. Коробок подпрыгивает, переворачивается и наконец застывает этикеткой вверх, демонстрируя свирепого тигра. Дэнни скользит взглядом по ярким полосам на рисунке.
– Один из клубов Хавьера, – бодро поясняет Роза. «Тигрица на холме». Мило, правда?
– Хавьера?
– Ты ж его помнишь? Здоровяк такой. Они с Заморой были как братья.
Дэнни качает головой.
– Нет? Не помнишь? Впрочем, конечно, ты его последний раз видел совсем еще крошкой. Он наш местный антрепренер.
Дэнни качает головой. Нет, не помню. Да и какая уж теперь разница!
– Расскажи, а как вы все снова-то собрались?
– Ну, как прошло около года, Дарко с Заморой начали всем рассылать электронные письма. Вытащили меня из моего «Кучи-шоу»[26]. Сказали, мол, у нас такая труппа была расчудесная, просто жаль все терять. Я сказала, надо тебе сообщить, но Замора считал, лучше немного обождать…
– А мне бы хотелось, чтобы уж лучше рассказал!
– Ах, – пожимает плечами Роза, – если б хотелки были бы белки, мы б все в мехах щеголяли.
– Так Джимми Т. всегда говорил.
Лицо Розы мрачнеет:
– Бедняга Джимми. Впрочем, вот уж кто нам тут точно не нужен. Твой папа правильно поступил.
А как он поступил? Ведь Джимми просто сложил вещи и уехал. Дэнни чувствует, как у него сжимаются зубы – он силится удержаться и не задать этот вопрос вслух. Нельзя же гнаться за всем сразу, лучше ограничиться тем, что мне надо знать прямо сейчас, – самым жизненно важным.
– Можно еще кое-что спросить?
– Попробуй.
– В ту ночь, когда мама с папой погиб-ли, ты не видела ничего?..
– Нет! – Роза яростно трясет головой. Но это не ответ на вопрос – это нежелание отвечать. – Нет, Дэнни. Пора оставить эту тему. Хватит! Иначе скорбь тебя изъест окончательно. Я-то знаю!
– Но мама с папой всегда были такими осторожными.
– Все мы ошибаемся. И бывает еще такая штука, как невезение. Что в цирке, что в жизни. И с кем угодно.
– Папа говорил, мы сами творцы своего везения или невезения.
– У твоего папы, черт возьми, имелось свое мнение по любому поводу, Дэнни. Прости. Но иногда несчастные случаи просто случаются. Точка.
– Вот и тетя Лора так говорит, – бормочет Дэнни. Ужасно хочется отстоять папину правоту, но он знает – в словах Розы есть свой смысл.
Он видит, как резко изменилось у нее настроение. Она отрезает пару ломтей хлеба, запихивает между ними ломтики колбасок чоризо[27] и сыра, большим кухонным ножом делит сэндвич на две части. В каждом движении сквозит досада.