Медуза - Джесси Бёртон

Это задело меня.

– Ладно. Думаю, что проще быть мальчиком, которому говорят о красоте, чем девочкой. Когда девушку определяет красота, то она каким-то образом становится смыслом твоего существования. Она берет верх над всем, кем ты хотела быть. Когда ты мальчик, то красота не влияет на твою личность.

– Но если ты не соглашалась с мнением окружающих, то почему ты просто не проигнорировала его, Мерина?

– Да я не должна была ничего делать! Даже игнорирование требовало усилий, а я могла бы заняться чем-то другим, более полезным. – Я вздохнула. – Персей, люди думают, что красота девушки – общественная собственность. Как будто она предназначена для их удовлетворения, как будто они приложили к этому руку. Они считают, что ты в долгу перед ними, раз они восхищаются тобой. Посмотри на свою мать и на то, как Зевс обошелся с ней, ворвавшись к ней через окно. Стремление ухаживать за своей внешностью, чтобы люди были счастливы, и страх, если ты не справишься, утомляют. Вы же можете делать то, что вам нравится. Сел в свою лодку – и отправился в небольшое путешествие, никто тебя не остановит. Если бы ты захотел, то мог показывать свое лицо только дельфинам. Но я – нет, мне не разрешали.

– С чего ты взяла, что я могу делать все, что захочу? – Его голос прозвучал жестко и разозленно. – С чего ты взяла, что я хотел оказаться в лодке?

– Я…

– Мне жаль, что соседи так обращались с тобой. Правда жаль. Люди глупы. Но ты не единственная, кто рос в окружении людей, решавших твою судьбу за тебя, не позволявших тебе оставаться верной себе.

– Ты и половины не знаешь, – отрезала я.

Мы сидели в морозной тишине, но я ощущала какое-то возбуждение, смешанное с гневом. Наконец я рассказала свою историю. Мы открылись друг другу, хотя даже не сидели лицом к лицу. Я чувствовала тонкие нити, соединявшие нас, они утолщались и стягивались в узлы, подталкивая нас, как я надеялась, в объятия друг друга – если не тел, то хотя бы объятия двух разумов.

– Хорошо, – мягко ответила я, – расскажи мне, что с тобой случилось.

Я знала, что это причиняет ему боль.

– Я все знаю, – сказал он, – знаю, каково это, когда люди принимают за тебя решения, – продолжал Персей.

Я слышала, как он сделал глубокий вдох.

– Сколько я себя помню, – продолжал он, – всегда жил в Серифосе, при дворе царя Полидекта.

Он произнес имя этого человека так, будто говорил о какой-то заразной болезни.

– Твой остров больше похож на дом, – произнес Персей. – Я чувствую себя здесь свободнее, чем когда-либо.

– Но почему?

– Ты можешь иметь все богатства мира и ощущать, будто находишься в тюрьме. Человек, спасший нас после бури, привел нас ко двору Полидекта, и там я вырос. Я не высовывался, покупал на рынках еду, играл с Орадо. Серифос был безопасным местом для жизни ребенка. У нас с мамой не было денег, но она любила меня, люди были щедры к нам. И да, они всегда говорили мне, какой я красивый. Бедный я…

– Ты красивый, – сказала я, – по крайней мере, я тебя таким представляю. – Я почувствовала, как краснею, поэтому хорошо, что нас разделяла скала.

Повисла тишина, затем он снова заговорил:

– Мерина?

– Да?

– Я думаю, ты беспокоишься о том, что я увижу… твое уродство.

– Меня давно никто не видел.

– Я подожду.

– А если я никогда не буду готова?

Персей вздохнул.

– Мне кажется, я вижу тебя, – сказал он.

– И что ты видишь?

– Вижу темные волосы.

Дафна возмущенно зашипела, и я сжала ей челюсти.

– Ну, когда-то они были темными, – ответила я.

– Когда-то?

– Сейчас… другой цвет. На самом деле много разных цветов.

– Звучит прелестно.

– «Прелестно» – не совсем то слово, которое я употребила бы, – сказала я, продолжая бороться с Дафной.

– Не будь так строга к себе. Бьюсь об заклад, что ты довольно… высокая?

– Правда.

– Еще… у тебя зеленые глаза?

– Нет, – ответила я, – карие.

– Знаю, что у тебя красивый рот.

Я ничего не ответила, кожу покалывало от удовольствия и страха, а Персей все не останавливался:

– Посмотреть бы на тебя хотя бы несколько секунд, это стоило бы всех тех недель, что я провел в море…

– Думаю, тебе стоит продолжить свой рассказ, – произнесла я, наконец отпуская Дафну.

Он рассмеялся.

– Хорошо. Можешь не верить мне, но к пятнадцати годам я стал просто невыносимым. Был всеобщим любимчиком.

Я подумала о жителях своей деревни – как их восхищение мной превратилось в ненависть.

– Тебе говорили, что ты красив, и при этом никто не наказал тебя за это? – спросила я. – Звучит ужасно.

– Жизнь удалась, – ответил он. – Мы с мамой были в безопасности. У меня появилась девушка.

Каллисто взметнулась с моей головы, словно хотела ударить Персея. Я крепко прижала ее к скале, чувствуя, как ее негодование пульсирует в моей ладони. Я пыталась игнорировать это: нелепо негодовать – будь ты змея или простой смертный, – потому что Персей имел право на собственную жизнь.

– Девушка? – поинтересовалась я.

– Ее звали Дриана.

– Вы все еще вместе?

– Были, когда я ушел. Мы ссорились из-за моего отплытия. Она не хотела, чтобы я уходил, но мне пришлось.

– А сейчас?

– Я не знаю.

– Почему ты не знаешь? – Я услышала, как он заерзал на камнях. – Зачем ты тогда хочешь увидеть мой красивый рот, если у тебя уже есть девушка?

– Это было не всерьез, Мерина.

– Понятно.

– Наверное, она забыла меня. Я слишком долго отсутствовал.

– Как долго ты был вдали от Серифоса?

– Несколько месяцев. У меня не было выбора. Царь Полидект – это другая жизнь, Мерина. Потому что встреча с тобой… изменила меня.

– И меня тоже, – прошептала я себе под нос.

– Но Дриана милая, – добавил Персей, – она бы тебе понравилась.

Милая. Я задумалась, называли ли меня когда-нибудь милой и хотелось ли мне этого. Я воображала вселенную, в которой мне могла бы понравиться Дриана, но, боюсь, я слишком мелочна, чтобы у меня это получилось. Дриана держала в своей руке руку Персея, его губы касались ее губ! Дни, проведенные вместе, в оливковых рощах, наверное, под ласковым, а не палящим солнцем, как на моем бесплодном острове. Я представляла, как они обедают в каком-нибудь превосходном серифосском заведении, шепчутся друг с другом при свечах, замечают лишь друг друга, их сердцам безопасно быть вместе.

Я хотела того же самого для себя. Даже теперь, даже после всего произошедшего со мной мне хотелось задать один вопрос: «Она хорошенькая?»