Перекресток времен. Новые россы - Андрей Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Старший сержант Левченко, остаетесь за старшего. Проверить людей, чтобы ноги не натерли, лошадей, орудия, личное оружие и амуницию. Чувствую, что днем отдохнуть не получится. Я в голову колонны. Если начнется движение, идите вперед без меня, там вас встречу. Все. Я пошел.
После гибели командира батареи Андрей стал исполнять его обязанности и в наследство ему достался вороной конь комбата Орлик. Но так как случайной миной была убита одна из лошадей с первого орудия, то Орлика впрягли вместо нее, а седло спрятали в передок. Так что Андрей временно остался безлошадным. Идя вперед по лесной дороге, Андрей рассматривал стоящие на ней автомобили и повозки, возле них копошились люди. Проходя мимо трех полковых пушек на автомобильной тяге, Андрей присоединился к старшему лейтенанту Мысину, командиру этой батареи.
– Слав, ты не знаешь, что такое? Почему встали? Сейчас не очень светло, можем километров пять еще протопать.
– Точно не знаю. Краем уха слышал, что получено срочное сообщение. Сейчас все узнаем. Пошли к штабу.
Голова колонны. Возле автомобиля командира полка полукругом расположились все оставшиеся в живых командиры. Комполка подполковник Климович и начштаба капитан Бондарев склонились над картой, разложенной на капоте. Рядом с ними находился начальник связи полка старший лейтенант Дулевич и что-то докладывал. Вот с хвоста колонны подъехал мотоцикл. Из коляски вышел комиссар, старший политрук Фридман.
– Алексей Аркадьевич. Все. Полк в сборе. Все оставшиеся подтянулись. Можно начинать. Товарищи командиры!
– Товарищи командиры! Вольно! Прошу внимания! Я понимаю, что устали. Но поставленную перед нами командованием задачу мы обязаны выполнить до конца. Только что получено сообщение. Противник обнаружил отход нашей армии и ударил во фланг двадцать седьмому корпусу, прорвав его оборону. В настоящее время танки и мотопехота противника беспрепятственно продвигаются по дороге вдоль реки Тетерев к Днепру. Возникла угроза, что до нашего прибытия он может захватить Горностайполь, а затем и мост через Днепр. Если это произойдет, мы будем отрезаны от переправы. Учитывая это, нам, как самому боеспособному полку дивизии, приказано форсированным маршем занять Горностайполь и организовать оборону. Дать возможность другим частям дивизии переправиться на противоположный берег Днепра. – Климович оглядел всех присутствующих. Они внимательно его слушали. «Десятки, сотни подчиненных ждут твоего твердого и решительного приказа. Ты командир, и ты обязан все знать. Тебе подчиняются, тебе верят, по твоему приказу идут в атаку. Если в такие минуты командир проявит нерешительность, колебание, если не отдаст бойцам четкого и твердого приказа, значит, он отнимет у них главное оружие – веру в своего командира, веру в свои силы, в конечном счете – веру в победу». – Поэтому, исходя из сложившейся обстановки, приказываю. Прекратить движение скрытым маршем по лесным дорогам. С целью быстрейшего продвижения и организации обороны выйти на шоссе и совершить форсированный марш на Горностайполь. Идем двумя эшелонами. В первый эшелон включить весь автотранспорт, сконцентрировав его в голове колонны. Первый эшелон: разведка, второй батальон и артиллерия на автомобильной тяге. Личный состав рассадить по всем автомобилям, способным быстро передвигаться. Второй эшелон: все остальные. Я иду с первым эшелоном. Начальник штаба со вторым. По дороге не растягиваться, дистанция минимальная. Арьергард – третья рота третьего батальона. Ей придается артиллерия на конной тяге. По маршруту движения организовать регулирование. Связь по радио и посыльными. Начальнику связи выдать всем радиотаблицы, проверить рации. С другими подразделениями армии не смешиваться. Нигде ни при каких обстоятельствах не задерживаться. Выполнять только мои и начальника штаба прямые приказы. Помните, какая у нас основная задача. Ни одного патрона, снаряда, ни одного предмета военного снаряжения и оружия не оставлять в руки врага. Все, что не поддается эвакуации, уничтожить. Всем сверить часы. Сейчас пять сорок. Личному составу позавтракать сухим пайком. Подготовить транспорт. Начало движения в шесть десять. Все. Вопросы есть?
– Так точно. Товарищ подполковник, а что с первым батальоном, связь есть?
– Нет. Связи нет. Как сообщили из штаба дивизии, по результатам воздушной разведки, по нашим следам движутся колонны танков и мотопехоты противника. Они отстают от нас на сутки. Еще вопросы есть? Всем понятна боевая задача? Разойдись!
Вот и нет первого батальона! Нет друга Кости Николаенко! Зная Костин характер, Андрей понимал, что тот лучше погибнет, уничтожая фашистов, чем побежит, спасая свою жизнь. Но они выстояли. Они смогли. Дали им целые сутки! Значит, погибли не зря. Спасибо, Костя! Спасибо, ребята! Вечная вам память!
Андрей, подойдя к своему взводу, хотел было дать команду позавтракать сухпаем, но этого не потребовалось. Его бойцы, сидя кружком, в центре которого, как квочка с цыплятами, расположился Левченко, дружно уминали консервы. Рядом, с мешками на мордах, также подкреплялись и лошади. Хороший ему достался командир второго орудия, толковый мужик, знает, что делать. Старше Андрея на двадцать лет, прошедший войну с японцами на Халхин-Голе и белофинскую, старший сержант Левченко Григорий Васильевич был как отец родной для всего взвода. Остальные бойцы были младше его. Все старшего сержанта уважали, да и побаивались. Он всегда знал, кто и чем дышит, мог дать дельный совет и наказать провинившегося так, что тот все потом понимал с полуслова, даже с одного взгляда. Во взводе всегда был порядок, во всем.
В том памятном рукопашном бою Левченко один убил шестерых немцев. Андрей точно не помнил, как все тогда произошло, будто в кино при замедленной перемотке кадров. Он видел, как Левченко, держа в левой руке револьвер, а в правой большой изогнутый кавказский кинжал, похожий на укороченную шашку без гарды и дужки, быстро передвигаясь между немцами, как бы обволакивал каждого. После чего они валились, как снопы: кто с перерезанным горлом, кто с распоротым животом, кто с подрезанными ногами, а кто и с пулей в голове. Он же потом добивал и оставшихся раненых немцев. После боя Андрей спросил у него, откуда такой кинжал и где Левченко научился так драться. Немного помявшись, старший сержант ответил, что это отцовский подарок. А такой рукопашный бой у них наследственный. И дед так дрался, и отец, и старший брат, и вот теперь он. «Все мы – чернорабочие войны. А при такой специальности, если хочешь выжить, надо быть профессионалом, по-другому никак, иначе погибнешь», – пояснил он.
О своей семье Левченко рассказывать не любил, всегда уходил от этой темы, при воспоминании о родителях и родственниках лицо его становилось мрачным, он как-то сразу внутренне сжимался, а на глаза наворачивались слезы. Был ли он женат, никто не знал, он никому не писал писем, и ему никто не писал. Все вопросы переводил в шутку: «Моя жена – армия, а письма я командиру пишу в виде рапорта о выделении имущества на взвод». Как-то раз к нему сунулся политрук Жидков, комиссар второго батальона и парторг полка, с предложением вступить в партию, но, встретив взгляд, от которого мурашки по телу пошли, резко ретировался и больше на глаза старшему сержанту старался не попадаться. Хоть не заложил особисту, и то хорошо.