Под защитой твоей нежности - Ольга Гусейнова

Луна, лучше бы я этого не видела! Щека вера оказалась рассеченной… моими когтями. И хотя рваные полосы на коже буквально на глазах заживают, на лице, шее и широком плече осталась кровь. Я завороженно смотрела, как под его смуглой гладкой кожей перекатываются стальные мускулы. Невероятно сильный, будто каменный мужчина, способный просто свернуть мне голову как цыпленку, пикнуть не успею, но при этом взгляд его выражал скорее душевную муку, боль и сочувствие.

Он вновь дрожащими пальцами мягко, успокаивая, коснулся моей щеки:

— Все хорошо, не бойся, малышка, все будет хорошо. Как тебя зовут?

И… вытер мои слезы. О Луна! У меня впервые за двадцать восемь лет спросили имя. Мое имя! Но за последние пять лет я разучилась говорить, ведь раскрывать рот опасно, за «не такой» голос могли изувечить. И все же я рискнула — шепнула, чтобы не выдать тональность и звучание:

— Мариза…

— А меня Жак.

Он пристально смотрел на меня черными, полыхающими самой тьмой глазами. В них можно запросто утонуть, как в омуте. Я чувствовала, что он чего-то ждет от меня, но чего именно? Я осторожно кивнула, давая понять, что услышала его имя.

— Ты моя… Мариза, моя пара. Я пришел за тобой. И никому больше не отдам.

Его слова колокольным звоном звучали у меня в голове, даже зажмурилась, пытаясь приглушить этот нестерпимый звук. Я так долго, так бесконечно долго ждала этих слов. Спасения в них! Что успела разувериться и потерять надежду когда-нибудь услышать. И вот так неожиданно услышала. Даже не сразу поняла, что мотаю головой, не веря своим ушам, скулю от безысходности, ведь у меня явно галлюцинации. Наверное, я просто умерла или умираю и все это мне видится. Сказка, это очередная сказка, просто фантазия, которую нарушил вдруг раздавшийся незнакомый голос:

— Жак, эти выродки говорят, что она была игрушкой для битья у Фабиуса…

— Вон! — рыкнул Жак так яростно, что я заледенела.

— Жакру, ты слепой? Видишь, он с парой своей… — выдернул за дверь опешившего на пороге гиганта другой «призрак», я только его руку и увидела, мелькнувшую в проеме.

Жак был в ярости, но в следующий момент словно сдулся, заметив мои, наверняка сумасшедшие, испуганные глаза.

— Не бойся меня, слышишь, только не бойся. Я никогда не сделаю тебе больно, — его хриплый голос на последнем слове дрогнул.

Жак осторожно, словно фарфоровую куклу, взял меня на руки и куда-то понес. Увидев сразу пять незнакомых оборотней вместе с огромным Жакру, я инстинктивно прижалась к Жаку. Даже самой себе напоминая жалкий дрожащий комок. Но никто из веров не сказал ни слова, только плавно отступили от нас к стене и смотрели с сочувствием и — стыдом. Словно им стыдно за то, во что я превратилась.

Жак принес меня на кухню, где оказалось множество приготовленных блюд, посадил к себе на колени и принялся кормить с ложечки, как ребенка. И тихонько при этом о чем-то нашептывал. А я слушала лишь тембр его голоса, ощущала его горячее сильное тело, непривычно заботливые руки и уже забытый вкус хорошей еды. Все казалось мне нереальным, по-прежнему сказочным, зыбким, как сладкий сон, о котором уже и не помнишь поутру. Как я уснула на коленях, пригревшись и наевшись, даже не заметила.

Проснуться меня «уговорил» запах еды, мяса и горячего хлеба, почти забытый, будоражащий, вкусный… М-м-м… И пусть голова была словно в тумане и глаза не хотели открываться, но желудок среагировал тоскливым урчанием. Продрав глаза, я недоуменно обвела взглядом просторную, светлую комнату, обставленную красиво и со вкусом. Спальня… немыслимая роскошь для меня в последние годы. Подо мной большая и мягкая кровать, сверху я накрыта легким одеялом в милых розовых цветочках. В ногах лежит похожее покрывало.

Светлый пол и стены, плетеные кресла с пышными цветными подушками, на полу несколько горшков с цветущими растениями. Слева радует взгляд стеклянная стена с раздвижными дверями, белый тюль колышется на теплом ветру и словно приглашает выйти наружу. Справа белеют высокие узкие многочисленные створки длинного шкафа. Напротив две двери, одна из которых приоткрыта и позволяет увидеть ванную комнату, куда мне тут же захотелось так, словно я минимум сутки в отключке пролежала.

Откинув одеяло, я со все возрастающим удивлением увидела на себе мужскую белую майку с круглым вырезом и без рукавов. Большого размера, потому что прикрывает меня почти до колен и свободно болтается. Вернее, мягко, я бы сказала, ласково скользит по моему исхудавшему телу, обрисовывая все еще немаленькую грудь и округлые, пусть и костлявые бедра.

Когда и кто на меня ее надел? И как долго я здесь… не знаю где?

На цыпочках, стараясь не шуметь и не выдать, что проснулась, но слегка покачиваясь от слабости и со сна, я прокралась в туалет. Заодно умылась и напилась, а то в горле пересохло. Мышкой скользнув обратно в комнату, я с колотящимся сердцем отодвинула краешек занавеси и выглянула. На увитую ползучими растениями террасу, которая, наверное, огибает весь дом, стоящий среди пальмовой рощи, и спускается к бассейну. Но поразило другое: метрах в ста пятидесяти от дома узкую полоску желтого песка лижет вода. Море? Океан?

Значит, я покинула проклятые берега Жапуры? Новость на миг оглушила… Я замерла, глядя на мерно накатывающие лазурные волны. А в голове замелькали картинки недавних событий: застывший в небе черный вертолет, выпрыгивающие из него черные хищники, которые направо и налево катанами рубят головы наемникам де Лавернье и… Жак…

— Кхм, ты проснулась? — услышала я глухой, тихий голос.

Содрогнувшись всем телом, я кинулась в угол, в голове билась, как обычно в такие моменты, только одна мысль: защитить спину, пусть хоть ненадолго, но отодвинуть неминуемую боль.

Притулившись в углу, стиснув руками прижатые к груди колени, я затравленно уставилась на… Него. Жака, как он себя назвал. В прошлый раз он был в черном, зловещий и обвешанный оружием, заляпанный кровью и окутанный дымом пожара — жуткий демон, ворвавшийся в мир людей. А сейчас на нем белая свободная рубашка, наполовину расстегнутая и не скрывающая отлично развитую и слегка волосатую загорелую грудь, светлые легкие брюки и все. Мужчина на отдыхе. Босой и почти домашний, если так можно назвать лютого хищника, по сути, зверя.

Я была не в силах отвести от него глаз, хотя за пятнадцать лет второй хозяин научил, что смотреть в глаза мужчине нельзя ни в коем случае. Это вызов, дальше последует наказание и боль. Но невзирая на вбитые в меня запреты: не смотри, молчи, не сопротивляйся, я уже нарушила два. Сначала поранила Жака когтями до крови, а сейчас пялюсь на него исподлобья.

Вер замер у двери и тоже рассматривал меня. Весь в белом, но при этом странно «темный». Смуглая кожа. Черные короткие волосы, влажные и зачесанные назад, высокий умный лоб с четкой морщинкой над левой бровью, явно часто приподнимает ее, выражая эмоции. По-настоящему необычные, жуткие глаза, настолько черные, что даже зрачка не разглядеть; казалось, они затягивают внутрь, поглощают свет. Темные от пробивающейся щетины щеки и упрямый подбородок, сжатые в тонкую напряженную линию губы и выдающийся прямой нос.