Изменить судьбу. Вот это я попал - Олеся Шеллина

– Вы действительно хотите здесь держаться три месяц, государ? – Остерман смотрел на «дворец» с таким ужасом, словно ему как раз место в свинарнике досталось и я об этом ему только что торжественно объявил. А, ну да, мы же здесь практически отрезаны от мира, а как этот интриган сможет прожить без ежедневных интриг? Смартфонов почему-то еще не придумали, вот Андрей Иванович и переживает шибко, как же там Верховный тайный совет без него, не заскучает ли? Но я рассудил, забирая вице-канцлера, отвечающего у меня за внешнюю политику, что за три месяца зимы в плане дипломатии все равно ничего не изменится. Зимой дипломатия замерзает, впадает в спячку, так что Остерману оставались интриги российского двора, а их было немало, вот от интриг пускай и отдохнет, горемычный, а то опять то ли с мигренью, то ли с подагрой свалится, в самый неподходящий момент. Здесь же свежий воздух и парное молочко, и, самое главное, никаких политических друзей или врагов, чем не курорт?

– Да, Андрей Иванович, вы совершенно правы, три месяца и ни минутой меньше, – сказав это, я пошел бодрым шагом ко входу в основное здание.

Но никакой бодрости я не чувствовал, потому что сопровождение мое было, мягко сказать, не слишком надежным. Шуваловы в баньке у Бутурлина так и не раскрылись, отвечали на вопросы односложно и дико стеснялись нашей совместной наготы. Если бы не сам Бутурлин, то никакого удовлетворения мне эта спонтанная баня не принесла бы. Вот Александра Борисовича я, пожалуй, придержу подле себя, возможно не сразу, но удастся его приручить. Он мне показался весьма умным, целеустремленным и не обделенным здоровым карьеризмом. Привлекало меня в его обществе еще и то, что они с Иваном Долгоруким терпеть друг друга не могли. Так что у меня есть три месяца, чтобы как-то попытаться наладить с графом контакт. А вот от Шуваловых нужно в ближайшем же будущем избавиться. Они слишком преданны Елизавете, не исключено, что влюблены в мою довольно привлекательную тетку со всем пылом юности, которую не только приблизили, но еще и одарили невиданными прежде милостями в виде придворных должностей. Нет, возможно, чуть позже, когда пройдет это бездумное восхищенье Лизкой, с ними можно будет поработать, но не сейчас. Сейчас я от этих парней максимум, что могу получить – это удар в спину.

– Государь, куда прикажете Митьку турнуть?

Вопрос был задан зычным голосом и прозвучал так неожиданно, что я невольно вздрогнул, а сердце совершило небольшой кульбит в груди. Ну нельзя же так людей пугать, особенно императоров! Когда сердце немного успокоилось, я повернулся на голос и увидел слугу в ливрее, которого уже замечал в своих покоях в Кремле. Он выполнял всю работу при моей особе и, похоже, был одним из личных и приближенных слуг, только вот я так и не удосужился узнать, как его зовут. И чем больше проходило времени с момента того несчастного случая в лаборатории, тем меньше информации поступало ко мне от изначального хозяина этого тела. Словно остаточная память исчерпала себя, и дальше мне приходилось выкручиваться уже самому. Впрочем, не исключено, что Петр понятия не имел, как звали этого слугу и я больше себя накручиваю. Но он стоял рядом и ждал ответа, а я не знал, что именно отвечать, потому что до сих пор не понимал, зачем я вообще этого Дмитрия Кузина к себе приблизил.

– С собой возьми, – наконец, я принял решение. – Покажи, как одежу разложить правильно, пущай учится, – я отвернулся и снова начал осматривать фасад дворца.

Погода была ясная, солнечная, и снег искрился и переливался, добавляя и дому, и парку некое застывшее очарование. Мне всегда нравился Екатерининский дворец. Когда я бывал в Питере, то всегда в обязательном порядке ездил сюда. Мне нравилось просто бродить по комнатам и переходам дворца, по его великолепному парку. Если бы не обстоятельства, я бы обязательно изыскал средства, чтобы воссоздать его, нашел бы архитектора, воспроизвел некоторые вещи по памяти… Как только я подумал про это, так сразу же и прикусил губу. Что это, если не принцип Новикова в полноте своей злое… Спокойно, Петр Алексеевич, спокойно. Ты ученый, ты физик, а работа в государственных структурах научила тебя считать деньги. Так что ты можешь много хорошего привнести в этот мир, только этот год переживи, и можешь начинать строительство. Сжав кулаки, я поспешил зайти в дом, все-таки у меня язык не поворачивается назвать это имение дворцом.

Пока разбирали мои вещи и безымянный для меня лакей учил этому нелегкому делу Митьку, периодически покрикивая на него, если тот делал что-то неправильно, я решил не мешать людям работать и пошел болтаться по этому самому первому варианту Екатерининского дворца. Комнаты были однотипными, столовая не слишком большая, а бальный зал я бы даже назвал убогим. Вот кабинет мне понравился. Он располагался на первом этаже, и прямо из него можно было попасть в сад через французское окно, на случай зимы плотно занавешенное. Кроме французского, присутствовало еще и простое окно, огромное, с широченным подоконником, на котором, наверное, было удобно сидеть с книжкой, поглядывая на парк. Мебель очень консервативная и функциональная. Все строго и навевает на рабочий лад. Пройдя мимо стола, я провел рукой по крышке, наслаждаясь прекрасной работой и текстурой. Шикарное дерево, как и все, что было из него сделано.

Почему-то вспомнилось выражение лица Остермана на мой отказ заниматься науками. Он отнесся к моему демаршу прямо-таки с библейским смирением, видимо, подобные закидоны были не впервые и не удивляли моего наставника, вот только сильно удивляло меня то, что он не настаивал, идя на поводу у юнца, даже не пытаясь того хоть как-то переубедить. Но, с другой стороны, прочитав расписание занятий, где большую часть времени уделялось математике в разных ее видах, я только руками развел. Ну чему меня мог научить Остерман новому в точных науках? Вот про геополитику я бы с удовольствием послушал, вот только такой очень нужный для молодого царя предмет почему-то не включили в образовательную программу. Неужели решили вообще меня к принятию решений не допускать? Очень даже похоже на правду, вот только здесь и сейчас я вполне могу влиять на Андрея Ивановича и заставить его начать меня учить по-настоящему и именно тем наукам, которые мне необходимы. Но пока рано такими вещами шокировать опытного царедворца. Вот посидим здесь пару недель, поскучаем, тогда и можно будет подкатить. Ну а что? Государь скучать изволит, а со скуки чем только не начнешь заниматься, даже геополитикой. Так и до экономики можно докатиться.

Навалившись на широкий подоконник, я тупо смотрел на заснеженный сад. Мысли в голове скоро закончились, осталась только черная пустота безнадеги, потому что я мог бы попробовать изменить что угодно, вот только что делать с болезнью, которую и в мое-то время не слишком успешно могли лечить, а справились с ней только благодаря вакцинации, которая начнется лишь спустя полвека. Точнее, спустя полвека впервые будут опубликованы данные, прямо говорящие о том, что коровья оспа спасает от натуральной черной, нужно только не бояться и прививать ее себе. Пойти по пути Екатерины, которая Вторая, что ли? Насильно привить коровьей оспой какого-нибудь крестьянского мальчишку, а потом сковырнуть у него болячку и присобачить себе? Можно же так, как и Екатерина, заманить его на этот фортель титулом, который тот мальчишка действительно получил. А что, я же император, вполне могу кого угодно в графья произвести и деревеньку какую-нибудь подарить. И кто сказал, что Сибирь – это не часть Российской империи? Так, стоп. А зачем мне мальчишка? Зачем привлекать ненужное внимание сомнительными для сегодняшнего дня действиями? Можно ведь поступить гораздо проще и найти корову, зараженную коровьей оспой. Тут вроде бы неподалеку скотный двор есть, не зря же я вспомнил про парное молоко для Остермана, просто мычание услышал, вот и подумалось.