Хейсар - Василий Горъ

— Убью!!! — заревел я, торопливо произнес фразу, дарующую Благословение Двуликого, и рванулся в атаку…

…Кучер, упавший под ноги лошадям, старательно старался изобразить труп. Поэтому я метнулся за его сообщниками, которые ни с того ни с сего попытались дать деру. Догнал. Правого. Почти. И… остановился — прыгать через забор, оставляя Мэй одну, было глупостью. Метнул вдогонку нож. Промахнулся. И побежал обратно, сообразив, что только что краем глаза видел окровавленную занавеску, висящую в лишенном двери дверном проеме!

Добежал… Вскочил на подножку… Трясущейся рукой отодвинул полуоторванную тряпку и, уходя от удара в лицо, со всего размаха треснулся головой о дверную петлю. Вскинул руку, перехватил тоненькую белую кисть с зажатым в ней арбалетным болтом и… рухнул на колени:

— Живая!!!

— Кром!!! — взвыла баронесса, выронила свое оружие и повисла у меня на шее.

— Мэй! Леди Мэйнария!! — затараторил я. — Мы на улице!!!

— Плевать! Ты — рядом!! Теперь я от тебя ни на шаг…

…Это были не просто слова: минуты через полторы, когда она с грехом пополам объяснила, что я чуть не убил королевских стражников, которые вызвались отвезти ее домой, мне пришлось извиняться, не вылезая из кареты. И передавать весомое дополнение к извинению — кошель леди Мэйнарии — тоже.

Кстати, расспросить ее о том, что с ней произошло, я не смог — стоило мне открыть рот и задать вопрос, как она начинала мелко — мелко дрожать и вжималась в меня так, как будто я пытался выбросить ее на улицу!

Когда карета въехала в предупредительно распахнутые ворота и оказалась в кольце из вассалов барона Дамира, Мэй все‑таки взяла себя в руки. И, разгладив окровавленное платье, вслед за мной выбралась наружу.

Я огляделся по сторонам, убедился, что ей ничего не угрожает, и качнулся к «кучеру», который как раз начал рассказывать о происшествии:

— …Не знаю! Услышали рев сигнального рога, добежали до Дворцовой, а там — ваша карета и трупы…

— Расскажу… Все… Когда выкупаюсь… — прикоснувшись к моему локтю, шепотом пообещала баронесса и нервно вытерла правую ладонь о платье.

Что скрывается за этим жестом, я знал, как никто другой. Поэтому вцепился в руку первого попавшегося слуги и рявкнул:

— В покои леди Мэйнарии — бочку для омовений! Живо!!!

Парень поклонился и исчез.

— Спасибо… — одними губами сказала баронесса, потом вскинула голову и царственно поплыла к белой лестнице…

…С каждым шагом вверх по ступеням она становилась все увереннее и увереннее в себе, а когда мы поднялись на третий этаж и столкнулись со спешащей нам навстречу леди Этерией, участливо прикоснулась к плечу хозяйки особняка и грустно улыбнулась:

— Ты только не переживай, ладно? Он передумает, обязательно передумает! И вы снова будете вместе!

Баронесса Кейвази растерянно захлопала глазами:

— Кто передумает? Ты о чем, Мэй?

— Его величество! Мало ли — не выспался, разозлился на кого‑то, плохо себя чувствовал…

Хозяйка особняка недоумевающе посмотрела на меня, а потом расхохоталась до слез:

— Мэй, ты о Неддаре, что ли?

— Ну да…

— Отец дал согласие! Свадьба — в начале третьего жолтеня[42]… А слухи об опале — лишь способ уберечь меня от покушений и интриг…

— Слухи? Ты… уверена?

— Конечно: прежде, чем приказать Арзаю их распространять, Неддар посоветовался со мной!

— Здорово… Я за тебя так рада! — улыбнулась баронесса д’Атерн и… как будто погасла — сгорбила плечи, закусила губу и снова принялась тереть правую ладонь о платье.

Этерия Кейвази помрачнела, потом увидела пятна крови на ее платье и срывающимся голосом спросила:

— Мэй! Тебя ранили?!

— Нет… Переволновалась… Ничего страшного — часик посижу в бочке с горячей водой, лягу спать пораньше — и к утру приду в себя…

— К утру? — эхом переспросила леди Этерия и, закусив губу, посмотрела на меня.

Я пожал плечами — мол, пока Мэй не отойдет от покушения, мы никуда не поедем. И на всякий случай набычился.

Девушка понимающе кивнула и ласково прикоснулась к руке баронессы д’Атерн:

— Можно я с тобой посижу?

Мэй отрицательно помотала головой:

— Прости, но я бы хотела побыть одна…

…Когда водонос приволок последнее ведро с кипятком и вышел из купальни, Мэй собственноручно подперла входную дверь стулом и повернулась ко мне спиной:

— Расшнуруй корсет, пожалуйста!

— Что?

Она порывисто развернулась на месте и хрипло выдохнула:

— Я… только что… убила… человека…

— Ты защищала свою жизнь! — воскликнул я. — И сделала это только единожды[43]…

— Ты меня не понял: я воткнула болт ему в глаз… Глаз лопнул и потек по лицу… Я вижу это до сих пор… Даже сейчас, когда смотрю на тебя…

— Твою руку направлял Бог — Воин… — глухо буркнул я. — И меру воздаяния для нападавшего тоже выбирал он! Значит, тот, кого ты убила, получил именно то, что заслужил!

— Да, наверное… Но чтобы перестать это видеть, мне нужно время… И твоя помощь…

Я закрыл глаза и кивнул:

— Помогу. Всем, чем смогу.

— Тогда расшнуруй корсет…

Четвертый день второй десятины первого травника.

…Разбойничий посвист, щелчок тетивы арбалета, испуганный вскрик, долгое, почти бесконечное мгновение тишины, новые щелчки… и я, перепуганно открыв глаза, вдруг поняла, что летящий к моему лицу окровавленный болт — всего лишь кошмар, навеянный теньканьем пересмешника[44]!

Облегченно перевела дух, вгляделась в белесое пятнышко шрама у себя перед носом и нервно сглотнула, поняв, что лежу, обнимая Крома за шею и забросив колено ему на живот!!!

Вспыхнула, изо всех сил зажмурилась и вспомнила, что перед тем, как заснуть, целомудренно держала его за руку: