На всю жизнь и после - Роман Шаталов

капюшонами, взгляд сразу цеплялся за широкий оскал безумной улыбки, которая была еле заметна в свете летних сумерек. Улица пустовала, только пару машин проехало за спинами незнакомцев. Даже при условии, что всё происходило не в кромешной тьме, двое молодых людей, в которых Борис узнал своих преследователей, казались ему жутким зрелищем.

Продолжая смотреть в окно, татуировщик положил правую ладонь на грудь, будто брался за широкий вентиль.

«У него что, сердце прихватило?» — стоило Борису об этом подумать, как онемение расползлось из глубины его груди к паху, плечам, сгибу локтей и икрам со скоростью, которой позавидует пожирающий сухую траву огонь.

— Выходим, оставайся позади меня, но не отходи дальше, чем на пару шагов, а когда я скажу «прячься», ты должен спрятаться поблизости, — Виктор закончил и, сминая рубашку и жилет, выкрутил воображаемый вентиль вниз, насколько ему позволило запястье.

— Хорошо, — с трудом выдавил из себя юноша.

Вдруг свет за окном начал угасать, будто наступило солнечное затмение, и через пару секунд окончательно стемнело. Виктор ещё не открыл дверь, но его спутник почувствовал, как по коже гуляет холод, он не был похож на ветер, а скорее напоминал туман, который плывёт и обволакивает всё вокруг. Борис обернулся, чтобы найти источник, который нагнетал такой воздух, и вздрогнул, отшатнувшись назад. Половину комнаты прямо перед его носом рассекало чёрное полотно, отрезая путь к отступлению, потому что растянулось по всему помещению. Оно закруглялось ближе к потолку и, похоже, уходило глубоко в пол.

— Это, — сказал Борис, указывая на тёмную стену дрожащим пальцем.

— Не обращай внимания. Выходим.

Виктор потянул за ручку двери, но приветственного звука опять не было. Борис, который наблюдал за ним, заметил, что колокольчик на месте и его язык тоже, но они застыли, будто время для них остановилось, а пространство не позволяло больше в нём спокойно двигаться. Пытливый ум приказал руке подвигать дверь взад-вперёд, колокольчик не издал ни единого звука.

«Рано он решил навести тишину», — подумал юноша.

Молодые люди в чёрном улыбались, оскалив зубы, и стояли на прежнем месте. Борис держался в двух шагах позади вальяжно идущего Виктора, показывая незнакомцам только часть своего лица из-за спины защитника. Одна широкая улыбка начала громко рычать, а другая раскатилась смехом, не жалея глотки. Молодые люди одновременно замолчали, сдвинув плотно губы, и попятились назад, приглашая противников отойти подальше от зданий. Бориса больше волновали преследователи, чем наступившая тьма, но всё-таки он посмотрел за их спины, а потом наверх. Четвёрка находилась под куполом, для которого слово «чёрный» было скорее оскорбительным, потому что не могло выразить всё величие и мощь, с которой он порабощает свет, оставляя обитателям ровно столько, сколько необходимо, чтобы осмотреть внутренности полусферы. Казалось, что если поближе подойти и направить на тёмное полотно включённый фонарик, то круг света просто не появится на его скате.

Граница купола не была обширной. Он входил под углом в тату-салон и несколько зданий неподалёку; Борис представил, как часть салона, которая была скрыта от его глаз, со скоростью улитки сползает вниз, словно разрезанная самураем каменная статуя. Противоположная сторона не стала заходить на территорию соседних зданий, но не отказала себе в удовольствии порезать верхушки придорожных столбов. До скатов купола справа и слева можно было добраться за пару мощных рывков. Несмотря на то, что они ничего не коснулись кроме асфальта, юноша опасался за машины, которые остались снаружи, — люди могли разогнаться после перекрёстка и врезаться в огромную линзу, которая выросла посреди города.

Один автомобиль всё же оказался внутри купола — серебристый седан ехал по крайней полосе, но застыл также как колокольчик. Борис разглядел тёмный неподвижный силуэт водителя, который, по его мнению, должен в панике метаться из стороны в сторону. Взгляд опустился к колёсам, диски на которых застыли в виде серебряных кругов, будто машина продолжала своё движение. Свет серыми бликами отражался от них и полированного корпуса автомобиля, игнорируя жадную тьму. Борис опять посмотрел вверх и нашёл прямо под потолком купола серого голубя, который тоже застыл с распростертыми крыльями, и его покрывали чёрно-белые лучи закатного солнца. Потом он пригляделся к незнакомцам и Виктору, только они были освещены неподобающее ярко для этого места, — всё вокруг стало тусклым и бесцветным, будто полусфера была гигантским солнцезащитным стеклом.

Капюшоны остановились, и начало происходить то, что юноша мог увидеть в фильме, компьютерной игре или даже на худой конец вычитать в книге. Предплечья, покрытые чёрными рукавами, выпускали клубы густого чёрного дыма. Он скручивался, завихрялся, шевелил крохотными щупальцами, которые дрожали, пульсировали, сливались с основным облаком. Когда нестабильной субстанции оказалось достаточно, она сжалась в единый поток и змеёй заползла в ладони своих хозяев, обретая форму, которая не сулила ничего хорошего.

В руках первого капюшона появилась дубинка, чёрная как безлунная и беззвёздная ночь в самом глухом месте планеты. Размер был слишком большой для такого худосочного тела, хотя нет, для любого тела — она однозначно одним махом может загнать в асфальт Виктора вместе с Борисом. По поверхности дубины расползались красные трещины, которые напоминали тлеющие угли. Второй капюшон сжимал в ладонях хлысты, кожа которых была такой же беспощадно чёрной как оружие его товарища. Ярко-красным светились острые кончики и раздутые узелки, которые, казалось, должны вот-вот лопнуть. Эти пухлые шарики как лампочки на гирлянде располагались один за другим на равном удалении друг от друга. Хлысты неестественно двигались, будто незнакомец держал в руках живых трепыхающихся змей. Оружие этих двоих выделялось своим гротеском, который становился более явным из-за чёрной дымки, которая местами клубилась, вихрилась и стелилась по бледным пальцам и асфальту.

Борис так внимательно разглядывал неприятелей, что не заметил, как в левой руке Виктора появился пышущий тьмой одноручный топор, а в правой тяжёлая сталь чёрного револьвера. Но рассмотреть его оружие не удалось, в тот момент для юноши они были размытыми кусками металла, хотя в отличие от вражеских не дымили.

Капюшон с заведённой за спину дубиной, сверкая сумасшедшей улыбкой, возник над Виктором. Татуировщик выстрелил в противника с хлыстами и, не двигаясь с места, поднял вверх остриё топора. Бичи закрутились и с металлическим звоном встретили пулю, оставив за собой шлейф красного дыма. Остриё топора вошло в ударную часть дубины. Мастер справился с силой удара, даже плечом не повёл, развернулся и пнул неприятеля в живот, отбросив к зданию тату-салона. Звук удара тела, припечатанного дубиной, напоминал взрыв и эхом растёкся по всему куполу. Борису показалось странным, что отброшенный даже не закряхтел, — не из камня же он сделан. Юноша