По ту сторону чуда (сборник) - Елена Корджева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И площадь замерла в ожидании.
Убедившись, что ни на одной из улиц, ведущих к площади, не видно ни единого пешехода, архангелы приняли решение отправиться на поиски и доставить всех недостающих, чтобы можно было начать наконец-то вершить Страшный суд.
«Стадион!» – Рафаил отчетливо чувствовал, что почему-то именно на стадионе собрались мятежные души, не пожелавшие явиться на площадь. Легко взмахнув крылом, он поднялся, чтобы в тот же миг очутиться посреди большого поля, окруженного рядами трибун. Тут и впрямь были люди. Одни из них, передвигаясь на колясках, с азартом гоняли по полю мяч. Другие, лишенные одной, а то и двух конечностей, тем не менее подтягивались на брусьях, отжимались, а некоторые даже бегали на протезах.
«Несчастные, – пронеслось в голове у архангела. – Вероятно, их заперли, а телесная немощь не позволила им выйти отсюда. Сейчас я их спасу».
И, распахнув ворота одной из трибун, он трубным гласом возвестил о скором начале Страшного суда.
Каково же было его удивление, когда никто не поспешил на зов. «Может, они не слышат?» – предположил он и повторил попытку.
– Я прошу вас не хулиганить и не мешать тренировке. – На архангела строго смотрел человек в спортивном костюме со свистком на шее.
– Так Страшный суд ведь! – возвестил архангел.
– Молодой человек, не морочьте голову! У нас до параолимпиады осталось меньше месяца, нам каждый час дорог. Дайте потренироваться, и пускай там на нас профессиональные судьи смотрят. Вы же видите, люди на полную катушку выкладываются, а вы мешаете. Идите себе с Богом, не мешайте людям верить в себя.
Рафаил аккуратно закрыл за собой ворота и задумчиво побрел обратно к площади.
Урсула не была довольна собой. Все знают, что она лучшая, но это никак не дает ей права расслабляться. Она знала, что может больше. Тем более что от нее требовалось только петь, то есть делать то, без чего была бы невозможна сама ее жизнь. И потому она кивнула учителю, показывая, что справилась с минутной слабостью и вновь готова к работе.
Пальцы учителя привычно легли на клавиши, и из открытого окна полилась бессмертная «Аве Мария»:
Иеремиил стоял перед дверью класса и понимал, что прервать эту музыку не имеет права даже во имя Страшного суда.
– Вы куда без спецодежды? Вам кто позволил регламент нарушать? – накинулся на Разиила старичок в белом халате и шапочке, полностью скрывающей волосы.
За спиной старичка суетилась целая куча народу в таких же белых одеждах.
– Иван Ефремович, смотрите, пошла, пошла реакция! – закричал кто-то.
– Отлично! Берите пробы! – не оборачиваясь, распорядился старичок. – Я сейчас.
И он вновь повернулся к архангелу: – Так вы по какому вопросу?
– Я, собственно, по поводу Страшного суда…
– А, да, слышал, в прессе писали. Но при всем уважении должен заметить, что наша лаборатория никак не может принять участие в вашем мероприятии. Вы же видите, мы на пороге открытия. Вакцина – это не мелочь какая-нибудь, мы для всего человечества работаем!
Михаил догнал их уже почти у вершины. Просто поразительно, для чего этим людям понадобилось, вместо того чтобы сидеть дома и по зову трубы явиться на площадь, карабкаться на этот почти отвесный ледник, задыхаясь, оскальзываясь, то и дело норовя рухнуть в пропасть. Он и сам слегка запыхался, даром что архангел. Мороз пробирался даже под крылья, несмотря на то, что он секунду назад прибыл сюда, а эти люди идут по едва видимой тропе, возможно, уже несколько дней, а то и недель.
– Стойте! – Он протянул к путникам руку. – Вам надо вниз.
Ведущий повернулся к Михаилу и обжег его взглядом: на почерневшем от мороза и нехватки кислорода лице глаза горели нечеловеческим огнем:
– Вниз, говоришь? Нет, врешь! Нам надо вверх! Видишь вершину? Мы до нее дойдем, пусть сам черт стоит у нас на дороге.
«Дойдут», – подумал Михаил. И вернулся на площадь.
Ринальдо никак не мог оглянуться – картина не отпускала. Скорее, скорее, пока не ушло вдохновение и пока еще есть свет, выплеснуть на холст образ, мучивший его последние две недели. Пусть профаны думают, что художнику все равно, что писать, лишь бы деньги платили. Все так, но сейчас он пишет для себя, для души о том, что идет из самых глубин ее, из того самого душевного естества, которым является он сам. Он пишет – себя! И неважно, что в этот момент его душа пленена образом красавицы, обуздывающей сказочного единорога.
Обернуться и потерять хоть мгновение этого волшебного часа уходящего солнца Ринальдо никак не мог. Хотя и чувствовал за спиной присутствие постороннего.
Но вот солнце спустилось еще на один градус, и свет безвозвратно ушел.
Художник обернулся.
В дверях мастерской стоял высокий человек в балахоне, зачем-то оснащенном парой больших белых крыльев, и с интересом разглядывал висящие на стенах полотна.
– Вы заказчик? Мы с вами договаривались? – Ринальдо нахмурил лоб, пытаясь припомнить: неужели он кому-то назначил встречу?
– Нет, нет, лично с вами мы не договаривались. – Незнакомец представиться не пожелал. – Просто сегодня Страшный суд, и вас уже давно ждут на площади.
– Вы шутите? Я едва освободил время для своей картины – вы понимаете, своей, своей собственной, не на заказ, а вы говорите, меня где-то ждут! – Он разозлился не на шутку. – Так вот что я вам скажу, любезнейший. Подождут! Я, может быть, впервые в жизни пишу то, о чем поет душа. И никому не удастся отнять у меня мою картину!
Незнакомец с крыльями, оказывается, очень высок. Ринальдо осознал это, когда обнаружил, что яростно машет кистью на уровне его груди. Несколько капелек ярко-желтой охры попали на правое крыло, отчего оно казалось освещенным солнцем.
– Ой, простите, я сейчас уберу.
И он кинулся к столу за растворителем.
А когда обернулся, незнакомца в мастерской уже не было.
Ив любил Клер. А Клер любила Ива. Они любили друг друга с самой первой минуты, когда их взгляды встретились в переполненном вагоне метро. Они любили друг друга.
Но сегодня, сейчас, в это мгновение Ив любил Клер жадно, нежно, самозабвенно, беря всю ее и отдавая ей всего себя до капли, до дна. А Клер, отдавшись на волю его рук, послушная, мягкая и горячая, стонала от наслаждения его любовью.
Азраил – ангел смерти – стоял, набросив на себя невидимое покрывало, и не мог оторваться от созерцания того волшебного таинства, что сейчас разворачивалось перед ним. Он видел, как в чреве Клер прямо здесь и сейчас зарождается новая жизнь. На его глазах эти двое создавали нового человека, вкладывая в этот божественный труд всех себя без остатка.