Рыжая на откуп - Рин Рууд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется, это та аудитория, — дверь распахивается и к нам вваливается сухонький профессор, который подслеповато щурится на Карна и сдавленно крякает, уставившись на его член.
— Нет, уважаемый, это совсем не та аудитория, — глухо отзывается Агатес. — Вы ошиблись.
— А где же та аудитория? — старичок переводит завороженный взгляд на колдуна.
— Точно не здесь, — мрачно отзывается Карнон и заправляет опадающий пенис в штаны.
— Совсем старый стал, — профессор выходит и закрывает дверь.
— Студенческая романтика с двойным удовольствием отменяется, Рыжая, — Агатес с досадой шагает прочь из аудитории. — Умеют же смертные подпортить момент.
— Ладно, для первого раза ей хватит впечатлений, — Карн следует за товарищем. — Не вижу смысла торопиться.
Когда за совратителями девственниц и милых скромниц закрывается дверь, опять вбегает запыхавшийся старый профессор и возмущенно кричит:
— Это все-таки та аудитория, милочка! Зачем вы меня путаете?! Я сверился с расписанием и категорически заявляю, что вы подлая обманщица!
— Простите! — пищу испуганной мышью и кидаюсь наутек. — Простите!
Стыд обдает меня жаром и я бегу по коридору, проклиная себя за слабость и за то, что возжелала близости и с Карном, и с Агатесом. Что со мной не так? Они грубияны, нахалы и гнусные греховодники без манер и приличий, а мне словно нравятся их похабщина и распутство. Лишь в уборной я немного успокаиваюсь — ледяная вода на лице тушит разбушевавшийся внутри пожар.
Просыпаюсь я от странного кошмара с радужными пони, которые накалывали друг друга на рога и вырывали глотки хохочущим розовощеким гномам. На груди сидит Чуба, чьи восемь глаз в темноте горят жутким красным огнем. Я испуганно и тяжело выдыхаю, парализованная холодным страхом.
— Не суди строго, — слышится голос Агатеса. — Чуба старался создать милый сказочный сон. Для демона кошмаров он неплохо справился. Ты так не думаешь?
— Единороги были прелестные, — сдавленно шепчу я, вглядываясь в глазки паука. — А сияющие рога в бирюзовой крови выше всяких похвал.
Чуба стрекочет и спрыгивает с кровати на пол. Я смотрю на Агатеса, который стоит возле открытого окна и листает мои конспекты при свете луны.
— У тебя красивый почерк. Такой милый и кругленький, — тихо шепчет парень.
В другой комнате спит моя соседка Сюзи. В голову закрадывается нехорошее подозрение, что Карн сейчас над ней всячески изгаляется. Тискает жертву за все мягкие места, пока та сладенько посапывает на подушках.
— Так вот какого ты обо мне мнения, Рыжая, — обиженно шуршит Карнон справа от меня. — Я разочарован.
Я поворачиваю голову на шепот. Карн лежит на боку рядом. Почему-то голый. Из кудряшек торчат аккуратные ветвистые рожки. Я сглатываю и перевожу взгляд на его шерстистые бедра, а затем на колени, покрытые густым мехом. С ужасом взираю на вывернутые назад суставы у плюсны и упираюсь глазами на раздвоенные оленьи копытца.
— Мать моя женщина… — шепчу я и гляжу на эрегированный член чудовища, которое широко и самодовольно улыбнулось
— Лучшая похвала для меня.
— Жесть какая, — я пропускаю пальцы через мягкую шерсть на бедре Карна и едва слышно спрашиваю, всматриваясь в его горящие зелеными искрами глаза, — а хвост есть?
— Есть и хвост.
— А покажи, — я закусываю нижнюю губу.
Карн с небольшим разочарованием фыркает и ложится на живот. Между мохнатыми ягодицами — миленький пушистый хвостик. Короткий, длиной с мою ладонь. Я сажусь и зачарованно касаюсь шерстистого отростка, который тут же недовольно дергается.
— У вас какие-то очень странные брачные игрища, — Агатес откладывает тетрадь с конспектами на подоконник.
— Я не могу противиться юным девам, когда они просят показать хвост, — ворчит в подушку Карн.
Шерсть оканчивается пятнистым треугольником на пояснице Рогатого Гостя, и я не задумываясь ни на секунду зачем-то аккуратно почесываю основание его хвоста, который под тихий стон Карна приподнимается и замирает.
— Извращенец! — я одергиваю руку и прижимаю ладонь к груди.
— Присоединяюсь, — цокает Агатес.
— А могла бы и помассировать, — Карн переворачивается на спину, и я торопливо кладу на его бесстыдно вздыбленное хозяйство подушку.
— Какого лешего ты голый?!
— Это невоспитанно ложится в постель в одежде, в которой ты шлялся по злачным местам, — Карн встряхивает головой.
Рога и шерсть исчезают в мерцающей дымке, а копыта с хрустом обращаются в обычные человеческие ноги. Карн шевелит пальцами на ступнях и садится передо мной по-турецки, прижимая подушку к паху.
— У тебя забавная пижама, — говорит он с хитрой улыбкой. — Но я надеялся, что ты спишь голенькой.
Пижама у меня, и правда, замечательная — из тонкого хлопка цвета яичного желтка с принтом из арбузных долек.
— Вы же не против, — Агатес скидывает куртку и стягивает футболку, — я присоединюсь к вашей беседе?
— Ты чего творишь? — шепчу я, завороженная рельефами подлого колдуна.
Агатес игнорирует мой вопрос, сбрасывает кроссовки, снимает носки и медленно расстегивает ширинку на потертых джинсах.
— Я закричу, — едва слышно отзываюсь.
— Кричи, — Агатес улыбается и припускает джинсы.
Я прячу лицо в руках и съеживаюсь от смущения. Чары не вяжут мой язык в узел, но я не спешу кричать просьбы о помощи.
— Так, о чем вы там говорили? — Агатес усаживается на кровать, поджав под себя скрещенные ноги, и хватает вторую подушку, которую кладет поверх причинного места. — Точно. О пижаме. Я тоже не одобряю пижамы. Раздевайся, Рыжая. Это невежливо быть одетой в обществе приличных голых джентльменов.
— Зачем вы пришли? — пристыженно хнычу в ладони. — Мне завтра на пары.
— Завтра воскресенье, Рыжая, — с осуждением отвечает Карн.
Обреченно вздыхаю — у меня кончились все отговорки. И если честно, мне и не особо хочется, чтобы гости покинули меня. Присутствие нагих и красивых молодых ребят меня пьянит и будоражит. Мне нравится эта неприличная и опасная игра на грани. И я уверена, что желтая пижама меня защитит от посягательств голых и возбужденных подлецов, которых я могу немного подразнить. Однако я не знаю, как тонко пощекотать нервишки ночных гостей.
Мы все трое молчим. Через минуту тишины, потрескивающей напряжением, я открываю рот, чтобы предложить сыграть в карты, и Карн резко поддается ко мне с потемневшими от возбуждения глазами и требовательно въедается в губы. Я не отталкиваю наглеца и подчиняюсь жаркому порыву. Не быть мне коварной кокеткой, способной держать на расстоянии разгоряченных самцов. Карн с треском рвет пижаму на моей груди, но вожделение к горячему и сильному телу Божества давит возмущение.