Французская лилия. Роман о замках - Жюльетта Бенцони

Но и там она долго не задержалась. В нее влюбился знатный итальянец, князь Алтиери, впрочем ненадолго. Затем она ушла к главному откупщику Окару. Он создал для «прекрасного дитя» все условия, чтобы та устроилась в Оперу хористкой и на «подпевки». И тут она решительно отбросила фамилию Жерар, чтобы стать мадемуазель Дюте, очаровательной девушкой, от которой сходило с ума все общество, потому что она сочетала в себе одновременно неземную красоту и вежливость и при этом была весьма неглупа.

«Я многое повидала, – писала она (а она даже писала свои мемуары!), – мы родились в счастливое время, когда красивая женщина может так хорошо устроить свою жизнь! Я не упустила свой шанс. Я была одновременно и глупой, и кокетливой, и чувственной, и холодной, и хитрой. Меня называли глупышкой, но меня это не удивляло; мне приписывали редкую красоту, а такая красота неизменно сопровождается не слишком большим умом».

В Опере она встретила Мари-Мадлен Гимар, известную танцовщицу, и та вскоре стала ее лучшей подругой.

Тем временем главный откупщик обанкротился, и перед мадемуазель Дюте встал выбор из нескольких любовников, которые не всегда удовлетворяли ее потребности. По-настоящему она любила только господина де Леторьера, а граф Потоцкий нравился ей настолько, чтобы лишь ненадолго развлечься с ним. Но близилось посвящение принца, и это удачное знакомство станет высшей точкой в ее «карьере».

В Париже много говорили о мадемуазель Дюте и ее очаровании. К ней присматривался герцог Орлеанский: не для себя, конечно, а для своего сына. Этот любящий отец хотел доверить первый опыт своего сына той, которая лучше всего знала, как разжечь любовный пыл. И именно красавица Розали одним прекрасным вечером лишила девственности будущего Филиппа Эгалите[5], а пока только развлекала герцога Шартрского. Вот она, настоящая слава!

Но вот появился граф д’Артуа, и на этот раз это был триумф! Брат короля был моложе Розали на несколько лет, но влюбился в нее без памяти, насколько это было возможно при его ветреном сердце и уме. Он поселил Розали в чудесном особняке на улице Шоссе-д’Антен, где ее соседкой стала милая Гимар. Но чаще всего молодой человек и его прелестная возлюбленная встречались в Багателе, посреди чудесных садов.

На связь графа д’Артуа с Розали его супруге, невзрачной Марии-Терезии Савойской, у которой к тому же был очень длинный нос, как-то намекнул граф Прованский, простивший свою сестру и облекший свой намек в шутку:

– Мой брат хочет отведать савойский пирог с чаем…[6]

Но Розали не стеснялась жить на широкую ногу. Ее можно было видеть в Лоншане в карете, запряженной шестеркой белых лошадей с упряжью из голубого сафьяна. Она сияла и восхищала всех, но, несмотря на это, несколько раз слышала и ругательства в свой адрес, а перед ее каретой однажды возникла сумятица, потому что такая откровенная роскошь многим приходилась не по нраву:

«Когда наблюдаешь, как выставляют напоказ подобную пышность, удивляешься, с каким презрением эти богатые дамы относятся к тому, чем занимаются честные женщины», – писала не без доли зависти актриса Софи Арну.

Тем временем в Багателе появилось еще одно произведение искусства: граф д’Артуа заказал авалонскому художнику Антуану Вестье большой портрет своей любовницы. Портрет во весь рост, который не бросал ни малейшей тени на блеск и великолепие ее красоты. Позднее этот портрет стал самым очаровательным украшением ванной комнаты… Но счастье не может быть бесконечным. Настало время Революции, а для Артуа – время эмиграции. В Багателе воцарилась тишина, когда Розали Дюте на долгие годы уехала в Англию, где у нее имелось достаточно друзей. Она сохранила верность всему, что ей было дорого, и, будучи роялисткой на свой лад, она возвратилась во Францию только после Реставрации, когда туда вернулись и «ее принцы»…

Но розы уже увяли. А ее светлые волосы поседели. Да, пусть во Франции восстановилась милая ее сердцу монархия, но вот ее прежних друзей осталось совсем мало. Многих казнили на гильотине, другие погибли при Вандейском мятеже или в армии Конде. И даже Багатель уже не выглядел тем самым Багателем…

Во время Директории его купил некий Леритье, не нашедший ничего лучшего, чем превратить его в увеселительное заведение, которое он называл «отделением исламского рая на земле». Багателю пришлось дожидаться пришествия Наполеона, любившего порядок, чтобы замок наконец обрел добрую репутацию. Император восстановил его в качестве места для своих прогулок и недолговременного проживания. Римский король[7] приезжал играть в его садах, и именно там Жозефина встретила этого прелестного ребенка, из-за которого она потеряла корону. Хотя считать его из-за этого менее очаровательным она не стала.

Империя ушла, но тут вновь появился бывший владелец Багателя, тот самый волшебник, благодаря которому и появилось это произведение искусства. Одним словом, вернулся граф д’Артуа. Но если Багатель рассчитывал, что вернутся былые времена изящных праздников, то он сильно ошибался. Нынешний граф д’Артуа ничего общего не имел с тем версальским волшебником. Теперь он стал высоким господином, степенным и благочестивым, наследником своего брата короля Людовика XVIII. И если он и переделал что-то в замке, то только для того, чтобы стереть следы былых глупостей: большинство наиболее фривольных портретов сняли, прежде чем замок отошел герцогу де Берри, его сыну, который, обладая хорошим чувством юмора, возможно, и был бы ими доволен.

В 1832 году Багатель перестал быть владением короля, и его приобрел англичанин, который внес в него ряд изменений. Маркиз Хертфорд, брат лорда Генри Сеймура (который внес огромный вклад в развитие конного спорта) и, возможно, родной брат сэра Ричарда Уоллеса, разместил тут китайские ванны, привез статуи из замка Во-ле-Виконт и вазы из Берси. В парке он сделал лужайку, где потом учился ездить верхом молодой принц, сын Наполеона III. Он завещал Багатель Ричарду Уоллесу. А тот снес все здания и построил то, что получило название Трианон, который впоследствии перешел в собственность его вдовы. Она, в свою очередь, оставила его своему секретарю, который в 1904 году продал этот красивейший дворец парижской мэрии. С того времени больше никаких пиршеств в Багателе не было, кроме одного: настоящего пиршества роз, которые всегда чувствовали себя тут как дома.

Что касается Розали Дюте, то она «терпеливо ждала» до 1820 года, когда и скончалась, оставив после себя состояние примерно в шестьсот тысяч франков, которое наглядно демонстрирует, что в жизни вознаграждается не только добродетель.