Готовность номер один. Шестьдесят лет спустя - Григорий Сивков

— Бомбят, гады!

— Эх, дать бы им сейчас прикурить!

А лететь не на чем. Эскадрилья ожидала новые боевые машины. На аэродроме было всего три учебных самолёта…

Смешанное чувство ненависти и горечи.

В ту пору мне было 20 лет. И я как-то в тот день не сразу понял, что такое война хотя и готовился к ней, чувствовал, что предстоят большие боевые события. Но никак не думал, что се случиться вот так, как случилось.

Когда же увидел немецкие самолёты, идущие на бомбежку, во мне разгорелось чувство жгучей ненависти к врагу и было одно желание: как можно скорее вступить в бой.

Обращаемся к капитану Ищенко:

— Когда будут самолёты?

— Подождите трошки, хлопцы. Скоро будут…

На рассвете следующего дня на наш аэродром прилетели истребители И-16, перехватчики. Командует ими комиссар. Командир ранен во вчерашнем бою.

Вслед за истребителями сел связной самолёт УТ-2. Прилетевший на нем молодой лётчик-истребитель доставил пакет.

— Вызывают в политотдел, — говорит комиссар, вскрыв пакет и пробежав бумагу глазами. — Слетаю на твоем утенке", через час вернусь, — обращается он к молодому лётчику и направляется к самолёту.

Комиссар улетает. Мы продолжаем поджидать вчерашних бандитов.

— Идут! — кричит наблюдатель. — На этот раз вместе с "мессерами"!

— Запуск! — командует заместитель эскадрильи.

Закрутились винты истребителей. Через минуту они уже в воздухе и, делая на малой высоте пологий разворот, ложатся на курс перехвата.

Мы с завистью глядим вслед своим истребителям. Молодой лётчик поглядывает на стоящий неподалеку самолёт комиссара.

— Чего смотришь? — кричим парню. — Лети, твои друзья уже дерутся!

Парень надел парашют, мигом вскочил в самолёт, запустил мотор и на взлет. Быстро набрал высоту и с ходу пошёл в атаку на "хейнкель".

Тем временем другой, подбитый нашими "хейнкель" загорелся и упал неподалеку от аэродрома.

А парень вплотную подошел к первому "хейнкелю". Он, очевидно, решил бить наверняка. Раздаются пушечные очереди: ду-ду-ду… ду-ду-ду…

Но что это? Истребитель, окутанный дымом, валится на крыло. Парень выпрыгивает с парашютом. И вскоре приходит на аэродром.

— Что случилось? — спрашиваем парня.

— Своя зенитка била по "хейнкелю", а попала в мой самолёт. Вот ведь какое горе случилось…

До 11 июля эскадрилья находилась в Чадыр-Лунге. Каждый день спрашиваем своего командира, когда же будут самолёты?

— Дайте нам любое оружие. Больше невозможно ждать. В воздухе не на чем, так на земле воевать будем!

Наконец выехали в учебно-тренировочный центр, переучиваться на новые самолёты СУ-2. Это ближний бомбардировщик, неплохой по тому времени самолёт. Он был вооружен шестью пулемётами "шкас", имел скорость 400 километров в час и бомбовую нагрузку 600 килограммов. Маневренный, легкий в управлении самолёт. Вот на нем то несколько позже и началась наша фронтовая лётная жизнь.

А пока были учебные полёты. Мы осваивали новые самолёты и… отступали. Перелетали с одного аэродрома на другой, все дальше и дальше на восток. Остановились на станции Котельниково, между Сталинградом и Сальском. Оттуда после тренировочных полётов в декабре 1941 года несколько наших экипажей, в том числе Старцев, Мельников и я, получили назначение в 210-й ближнебомбардировочный авиационный полк.

На боевое задание нас сразу не пустили. Сначала надо было изучить район полётов и сдать зачет по знанию инструкции экипажу самолёта. Затем проверили технику пилотирования и дали возможность потренироваться.

Полк был сформирован незадолго до начала войны из пилотов гражданской авиации. В основном это была молодежь. Ребята воевали с июля 1941 года, и весьма успешно. Они сделали уже много боевых вылетов на СУ-2.

Летный состав полка имел хорошую подготовку. Потери были сравнительно небольшими. Среди лётчиков — много награжденных орденами, что тогда, в начале войны, было ещё большой редкостью.

Командовал полком майор Володин. А когда его назначили командиром дивизии, обязанности командира полка временно исполнял начальник штаба майор Ильенко. Волевой, спокойный, умный воспитатель молодых лётчиков. Правда отчитывал он нерадивых хлестко.

За глаза лётчики звали майора Ильенко (как и во многих авиасоединениях в то время звали своих любимых командиров) — "Батя". Был он суровым и справедливым человеком, и за это все его любили в полку. Даже когда он стал начальником штаба в другой дивизии, мы к нему продолжали ездить в гости.

Эскадрильей нашей командовал капитан Сурай. Высокий, неторопливый в решениях, волевой командир. Все он делал обдуманно, без ошибок. Уважаемый, авторитетный человек в полку.

Мы, новички, "молились" на своих командиров, как на богов. Они были великолепными лётчиками, отважными и очень дружными между собой людьми.

Воевали в нашем полку два воздушных "аса", два Ивана, разные по характеру, закадычные друзья: москвич Иван Ерошкин и украинец Иван Раубе.

Иван Раубе — высокий, спокойный, чуточку, пожалуй, флегматичный, блондин, пел чудесным тенором украинские песни. Боевые задания он выполнял образцово и был лучшим лётчиком в полку.

Иван Ерошкин — плотный, среднего роста, веселый, живой по характеру и тоже хороший лётчик.

С ними летали штурманы Тима Гуржий и Саша Иванов — непревзойденные снайперы бомбометания. Как говорили у нас в полку, бомбили они не по прицелу, а "по унте".

В бомбардировочной авиации существует закон: на боевом курсе командует штурман, хотя лётчик и является командиром экипажа. Когда самолёт идёт по прямой, штурман смотрит в прицел. Бомбить с оптическим прицелом можно весьма точно. Но слишком много с ним возни и слишком мало у штурмана для этого времени. На боевом курсе самолёт находится всего 10–15 секунд. Да и на поле зрения в оптическом прицеле маловато, и за воздухом надо смотреть, чтобы не попасть под внезапный огонь вражеского истребителя.

Так вот Тима и Саша придумали свой, более надежный способ. Когда перед бомбометанием открываются люки, то через "окно" в полу кабины, закрытое прозрачным плексигласом, видна земля. Ребята ставили к "окну" ногу, обутую в меховую унту, и смотрели вниз. Цель подходила к носку унты, — и тогда они нажимали кнопку электросбрасывателя. Бомбы ложились точно.

У каждого штурмана была своя прицельная высота, только с неё они поражали цель без промаха. У Тимы Гуржия — 1100 метров, у Саши Иванова — 1700 метров. Число сотен в этих цифрах — нечётное, и это не случайность. Градуировка на лимбе прицела немецкой зенитной пушки была рассчитана на каждые 200 метров высоты. По нечётной отметке высоты зенитчики не могли вести точный прицельный огонь. Вот этот конструктивный недостаток на прицеле немецкой зенитной пушки и использовали Тима Гуржий и Саша Иванов.