Убить фюрера - Олег Курылев

— Ничего себе мало! Я начинал с тридцатки и ставил всего два раза.

— В восьми забегах ставил два раза? — искренне удивился Нижегородский. — А-а-а, понимаю, тебе было неловко перед остальными, теми, кто играл честно!

— Слушай, а не пошел бы ты! — Савва наконец-то перешел на «ты». — Я уже раз перед тем продулся вчистую и больше не хотел рисковать.

— Где продулся?

— Опять станешь умничать? В казино.

Каратаев рассказал, как было дело.

— Понятно, — на этот раз Вадим не стал смеяться. — Тебе повезло, что спасать твою задницу послали именно меня. Я научу как играть. Мы оставим их без штанов, лошадей и даже без игорных столов. Помнишь у Высоцкого? Останутся у них в домах игорных… — запел он. — Ладно, давай деньги. Да уж не двести, а хотя бы пятьсот. Надо срочно сменить часть гардероба, в первую очередь нательное белье. Но сначала в баню.

В прихожей, уже одевшись, он взял Каратаева за пуговицу рубахи и по-русски негромко сказал:

— Завтра, ровно в пять пополудни жду тебя здесь внизу. Подниматься не буду. Вздумаешь слинять — заявлю в полицию, что Август Флейтер — русский шпион. Тебя мигом найдут и посадят в кутузку. Пока.

Он стал спускаться по лестнице.

— …Останутся у них в домах игорных одни хваленые зеленые столы… — доносилось до Саввы пение его слегка захмелевшего современника.

Линять Савва не собирался. Он понимал, что нужен Нижегородскому, причем нужен настолько, что тот должен пылинки с него сдувать. Ведь та самая палочка-выручалочка, о которой упомянул Вадим, была залогом и его будущего. Воспользоваться же ею, кроме законного владельца, не смог бы при всем желании никто на свете: старый очешник признавал только Саввины пальцы, причем живые, кожа которых заключает в себе пот определенного химического состава и питается живой кровью достаточно редкой четвертой группы.

Каратаев прибрал на столе, сел и задумался. Нижегородский конечно не прав: для первого раза деньги он выиграл вполне приличные. И хоть в пересчете на доллары его 7650 марок составляли 1822 бакса, а в английской валюте и вовсе смешную сумму — 374 фунта стерлингов, эти деньги позволяли одному человеку худо-бедно просуществовать лет восемь в комнатушке типа этой, или снять года на два приличную квартиру. И все же для начала крупной биржевой операции необходима сумма другого порядка. Значит, придется еще несколько раз засветиться в казино или на ипподромах. А вдвоем, да еще с таким знатоком игры, как описал себя Нижегородский (если, конечно, он не врет), сделать это будет гораздо сподручнее.

Каратаев так и не определился окончательно, сколько денег ему необходимо для удовлетворения своих потребностей. Он вовсе не собирался становиться миллиардером и нуворишем. Просто хотел жить в большом хорошем доме, быть экономически и во всех остальных отношениях совершенно независимым, заниматься любимым делом и стать известным, уважаемым человеком вовсе не благодаря богатству. Как там у Достоевского: корысть — это сотня франков на обед и любовницу, а миллион — это уже идея. Это свобода, возможность посвятить себя не зарабатыванию на жизнь, а творчеству. Ведь смысл человеческой жизни — это творчество.

А впрочем, большие деньги открывают новые возможности и соблазны, которые, пока ты этих денег не имеешь, кажутся тебе неинтересными, чуждыми твоей природе. Ты даже смеешься над ними, но стоит ощутить в себе неведомое ранее финансовое могущество, как скромные мечты о трудолюбивом творчестве поблекнут, уступая место тому, что когда-то считалось тобой глупой прихотью богатеев.

На следующий день, когда мутное солнце уже опускалось в серую пелену над крышами Шенеберга, Каратаев прогуливался по набережной Шпрее, неподалеку от дома. Без четверти пять он вернулся на Фридрихштрассе и остановился напротив своего подъезда. Через несколько минут со стороны центра подъехал крытый экипаж. Савва скользнул по нему взглядом и хотел уже было отвернуться, но дверца кареты отворилась и послышался свист.

— Каратаев! Давай сюда!

Это был Нижегородский. Чисто выбритый, в новеньком котелке из черного фетра, белом кашне и вчерашнем, но вычищенном и отглаженном пальто. Он протянул руку, обтянутую темно-серой замшей.

— Здесь не принято снимать перчатку, когда здороваешься.

— Слушай, прекрати называть меня старым именем и вообще перестань говорить по-русски, — пробурчал Савва, забираясь в экипаж. — Я Август Максимилиан Флейтер. Запомни, наконец.

— Трогай, — Нижегородский стукнул кулаком в переднюю стенку кареты.

— Куда ты меня везешь?

— В новую жизнь, Августейший Максимилиан Флейтерович. Деньги с тобой?

— Ну взял две тысячи. А ты, я вижу, уже все спустил.

— Как видишь, даже на новое пальто не хватило На жалкие пятьсот марок на Курфюрстендамм не оденешься. К тому же были и другие расходы.

Сейчас Савва дал бы Нижегородскому не более тридцати. Тот был коротко подстрижен, благоухал одеколоном и имел, оказывается, достаточно аристократическую внешность. Нос с небольшой горбинкой и приплюснутыми ноздрями, тонкие, бледные, плотно сжатые губы с полоской усиков сверху, немного впалые щеки и несколько выступающий вперед подбородок. Кожа лица еще сохраняла летний загар, делая светло-голубые глаза еще более светлыми, а едва заметный шрам на верхней губе придавал сходство с каким-то известным киноартистом. «Наверное, тот еще ловелас», — подумал Каратаев.

Они переехали по мосту на другую сторону Шпрее.

— Так куда мы едем?

— Смотреть квартиру. Тут недалеко, в лесопарковой зоне на юго-западе. Район Далем. Или ты вечно собрался жить в своей комнатушке?

— Погоди, — возмутился Каратаев, — а ты чего, собственно говоря, раскомандовался? Я просил тебя о квартире? Может быть, ты возомнил себя моим покровителем или, того лучше, боссом? Я согласен тебе помочь, но не более того. Давай уж сразу расставим все точки над «i».

— Давай сначала посмотрим хату, а уж потом расставим точки, — как можно мягче сказал Нижегородский. — Вот увидишь, тебе понравится. Я что, зря зафрахтовал этот роскошный экипаж?

— Ладно, что за квартира? — смилостивился Каратаев. — Ты хочешь, чтобы мы поселились вместе?

— Я же не склоняю тебя к сожительству, — с наигранной обидой в голосе произнес Вадим. — А квартирка, судя по описанию, очень уютная. Две вместительные комнаты, соединенные с большой общей гостиной, столовая, кухня, ванная, помещеньице для прислуги. А вокруг! Парки, тишина. Между прочим, это престижный район. Наймем старушку-экономку, этакую миссис Хадсон. Кстати, есть телефон.

— Ну, не знаю…

— Если вас интересует цена, сэр, то готов лично оплачивать наши апартаменты из своего скромного трудового заработка. Ты только мне результаты забегов вовремя давай.

Нижегородский не соврал. Трехэтажный особняк был окружен высокими деревьями. Савва представил, как осенью эти благородные дубы и вязы должны устелить еще зеленую траву вокруг золотым ковром, расшив его красно-оранжевым узором. Неподалеку монотонно звонил колокол лютеранской церкви.