Наказание Красавицы - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подняв глаза, она повела взглядом по стенам домов, заметив, что там и сям из окон на нее глазеют люди. Сверху с любопытством смотрела на нее, скрестив на груди руки, полная женщина; чуть поодаль, на другой стороне улицы, на подоконнике сидел улыбающийся молодой человек, пославший ей воздушный поцелуй. Потом на улочке показался вульгарно одетый кривоногий мужичок, который на подходе снял шляпу и чуть поклонился: «Приветствую вас, госпожа Локли». Глазами он едва скользнул по Красавице, однако, поравнявшись с ней, не преминул шлепнуть ее по заду.
Это странное чувство обыденности происходящего начало смущать принцессу. И в то же время она словно купалась в этом новом ощущении.
Между тем ее привели к другой, тоже вымощенной булыжником, огромной площади, в центре которой виднелся городской колодец, а по сторонам пестрели вывески нескольких трактиров: «Медведь», «Якорь», «Скрещенные мечи». Самой дальней и наиболее впечатляющей оказалась позолоченная вывеска «Льва», высоко нависающая над широкой проезжей частью перед трехэтажным зданием с глубоко врезанными, освинцованными окнами. Но более всего потрясала при виде гостиницы подвешенная перед ней на кожаной веревке обнаженная принцесса со связанными вместе лодыжками и запястьями, отчего бедняжка напоминала свисающий с кровли спелый фрукт. Ее красная, измученная промежность была выставлена на всеобщее обозрение.
Именно так и привязывали в замке принцев и принцесс в Зале наказаний. Этого Красавице, к счастью, претерпеть не довелось, и как раз такого испытания она больше всего и боялась. Лицо несчастной принцессы оказалось зажато между ног в нескольких дюймах от распухшей, безжалостно разверстой вульвы, глаза ее были полуприкрыты. Увидев госпожу Локли, девушка застонала и задергалась на веревке, потянувшись к ней с мольбой — в точности, как это делали наказанные королевские невольники в замке.
При виде этой принцессы у Красавицы замерло сердце. Однако ее быстро потянули дальше, так что она не могла даже обернуться к несчастной, и едва ли не бегом привели в обеденный зал трактира.
Несмотря на жаркий день, в этом огромном помещении оставалось прохладно. В просторном очаге горел скромный огонек, над которым посапывал паром железный чайник. Покрытый плитками пол был уставлен десятками гладко отполированных столов и скамей. Вдоль стен помещались гигантские бочонки. В одном конце зала от самого камина тянулась длинная просторная полка, на противоположной стороне находилось жалкое подобие сцены.
Длинный прямоугольный прилавок шел от очага к дверям, и за ним стоял, опираясь локтем о столешницу, мужчина с увесистой бутылью в руке, словно готовый хоть сейчас налить стаканчик эля. Он поднял косматую голову, глянул на Красавицу своими маленькими, близко посаженными, темными глазками и с улыбкой сказал госпоже Локли:
— Что ж, очень неплохой выбор.
Когда глаза Красавицы привыкли к полусумраку зала, она обнаружила, что, помимо нее, в зале много других нагих невольников. Обнаженный принц с красивой черной шевелюрой ерзал на коленях в дальнем углу, орудуя увесистой щеткой, которую он держал зубами за рукоять. Русоволосая принцесса ту же работу выполняла почти у самых дверей. Другая молодая женщина со свитыми на затылке в клубок каштановыми волосами, стоя на коленях, начищала скамью — этой работнице милостиво позволили пользоваться руками. Двое других коленопреклоненных невольников — принц и принцесса, оба с длинными неубранными волосами — за очагом, в падавшей из открытой задней двери полосе солнечного света, энергично натирали оловянные блюда и тарелки.
Никто из этих рабов не отважился даже взглянуть на новоприбывшую. Весь их вид выражал лишь полную покорность. И когда маленькая принцесса с жесткой щеткой заторопилась вычистить пол у самых ног Красавицы, по ее бедрам и ягодицам стало видно, что девушку частенько наказывают.
«Но кто эти рабы?» — удивилась Красавица, уверенная, что они с Тристаном были в числе первой партии приговоренных к грязным работам. Или это неисправимые ослушники, которые вели себя так ужасно, что им присудили целый год прислуживать в городке?
— Подай-ка деревянную лопатку, — велела госпожа Локли мужчине за стойкой, неожиданно подтолкнула Красавицу вперед и ловко закинула на столешницу.
Лишившись опоры под ногами, девушка невольно охнула. Она даже не успела решить для себя, будет ли слушаться новую хозяйку, как госпожа решительно освободила ее рот от кожаных «удил», развязала на затылке узел и с силой пошлепала ладонью по шее. Другой рукой женщина прошлась у Красавицы между ног, прощупав пытливыми пальцами ее влажную вульву с припухшими губами и разгоряченным бугорком клитора, отчего принцесса с трудом сдержала жалобный стон, вовремя стиснув зубы. После чего рука хозяйки так и оставила ее в муке вожделения.
Некоторое время Красавица смогла отдышаться, после чего почувствовала, как гладкая деревянная лопатка мягко вдавилась ей в ягодицы, отчего недавние рубцы зажгло с новой силой.
Побагровев от такого беглого бесцеремонного обследования, Красавица вся напряглась, ожидая, что ее неминуемо отшлепают, однако расправы не последовало. Вместо этого госпожа Локли властно повернула ее лицо в сторону открытой двери.
— Видишь ту красотку, что болтается под вывеской? — И, сцапав Красавицу за волосы, принудила ее кивнуть.
Принцесса поняла, что ей не следует ничего отвечать и, решив пока что повиноваться новой хозяйке, еще раз кивнула, уже самостоятельно.
Между тем подвешенная принцесса слегка поворачивалась туда-сюда на привязи, и Красавица поймала себя на мысли, что не припомнит, влажно ли истомленное лоно этой бедняжки или, напротив, тщетно пытается сжаться под коротким пушком.
— Может, желаешь повисеть вместо нее? — спросила госпожа Локли совершенно безучастным, ледяным голосом. — Хочешь болтаться там час за часом, день за днем, демонстрируя всему миру эту свою маленькую ненасытную щелку?
В ответ Красавица вполне искренне помотала головой.
— В таком случае ты забудешь про свою дерзость и бунтарство, что выказывала на рыночном помосте, и будешь исполнять любое слово своих хозяев и целовать им ноги, будешь мычать от благодарности, получая свой ужин, и начисто вылизывать тарелку.
Она вновь силком заставила Красавицу кивнуть, и та, неожиданно для себя самой, почувствовала, как в прижатом к деревянной стойке лобке запульсировало желание. Девушка снова, по собственной воле, кивнула.
Затем рука женщины скользнула под ней вдоль столешницы и ухватила сразу обе груди ладонью, точно сорванные с дерева, спелые персики. Соски у принцессы тут же отозвались, налившись крепостью.
— Надеюсь, мы понимаем друг друга? — спросила госпожа.
И Красавица, чуть поколебавшись, кивнула.
— А теперь запомни следующее, — продолжала женщина все тем же не терпящим возражения тоном. — Я буду тебя нещадно лупить и пороть, чуть ли не спускать с тебя шкуру. И этим зрелищем не будут тешиться ни какие-нибудь богатенькие лорды или леди, ни солдаты, ни иные джентльмены. Только ты и я. Каждый день, прежде чем открыть трактир, я буду делать все, что от меня требуется, и ты должна стать настолько усердной и отзывчивой, что одно касание моего ногтя будет заставлять тебя стремглав исполнять любое мое поручение. Лупить я тебя буду все лето, пока ты у меня в невольницах. И после каждой взбучки ты будешь торопиться целовать мне башмаки, потому что если ты не станешь этого делать, то будешь болтаться под вывеской — час за часом и день за днем. Тебя будут опускать вниз лишь на краткий сон и еду — с раздвинутыми ногами и стянутыми за спиной руками, — и лупить по заднице так же, как ты отпробуешь это сейчас. А потом тебя снова будут вывешивать на посмешище уличным безобразникам, которых чрезвычайно позабавит твоя маленькая страждущая щелка. Тебе все ясно?