Вольер - Алла Дымовская

И тут вдруг началось. Тим не успел даже добраться до Аники и Сима, замер на полдороге, как раз возле Леля‑«курносика» и его семейства, совсем неподалеку от Фавна, хотя данного обстоятельства он сперва не осознал. Не до Фавна теперь, когда такое происходит!

Радетель прибыл не по воздуху, скорее, появился из воздуха. И то сказать, Тим понял, кто возник на самом краю Колокольни Времени, просто потому, что никто иной это и не мог быть. Оно, это существо, которое все называли Радетелем, совершенно не походило ни на что, виденное им прежде. Хотя Радетелю вовсе не подобало слово «что». Яркая, слепящая глаза фигура, будто собранная из осколков разбитого объемного зеркала. Ни одной плавной линии, сплошные ломаные углы, переливающиеся в бесконечном многоцветии, в бесконечном сплетении красок, в бесконечном вращении, словно бы пущенные световым лучом по замкнутому кругу. Только по едва различимым очертаниям можно было понять, где у существа голова, а где руки и ноги. Лицо у Радетеля отсутствовало – вместо него все та же радужная мешанина красок и углов, зато имелся голос, нечеловеческий и пронизывавший все насквозь. От этого голоса рябило в глазах, да, да, именно в глазах! Тим невольно удивился, что подобное возможно. Голос говорил о послушании и о счастливой жизни, и… Внезапно Тим потерял смысловую нить, потому что иной голос, вполне нормальный, хотя и плохо слышимый, произнес над его ухом:

– Гравитационный «квантокомб», – или что‑то вроде того, очень трудные были слова, чтобы сразу запомнить. И дальше будто в молитвенном трансе: – Квантовый комбинезон. Да. «Квантокомб». Гравитационный. Да. Автономный «квантокомб». Да.

Тиму и поворачиваться не пришлось, чтобы догадаться – с ним говорил Фавн. Неужто у старика опять случился приступ? Ах, как некстати! Он решил – не стоит отвлекаться по пустякам, с Фавном еще успеется. Да и нужно ли? Пока же Тим, не отрывая любопытствующего взгляда, внимал Радетелю, усилием воли заставив вслушиваться в его наставление, по‑прежнему звенящее звуками, что пронизывали все насквозь и вызывали в глазах вспыхивающую черными точками рябь, от которой кружилась голова. Тима не нарочно зашатало. Но ненадолго и скоро прошло.

Кажется, теперь речь шла о том, что все должны быть внимательными друг к дружке, поощрять и уважать чужую свободу, а главное, какие молодцы жители поселка «Яблочный чиж» оттого, что особенно заботятся о своих детях. Наверное, в иных далеких поселках дело с этим обстояло не столь хорошо, решил про себя Тим, хотя, подумаешь, заслуга! Дети маленькие, о них все заботятся, это нормально. Но тут Радетель с высоты Колокольни простер, о нет, совсем не руку, а мерцающий и дрожащий пурпурный луч, будто указывал на что‑то или на кого‑то. Все обернулись посмотреть. Позади, у края Соборной площади, стоял мальчик. Белокурый, невысокий, в ярко‑рыжих штанишках с подпалинами и такой же курточке и вот‑вот собирался зареветь. Мальчик был чужой, не из их поселка. А голос продолжал греметь. О том, что Радетель надеется на их любовь и сердечное внимание, и что кто‑нибудь достойный примет малыша в свою семью, и оделит лаской, и уютным домом, и всем положенным свободному жителю такого славного поселка, каким безусловно и заслуженно считается «Яблочный чиж».

В появлении светловолосого мальчишки ничего необыкновенного не было. И прежде уходили и приходили по обмену, точно так же возникая и исчезая во время общих благодарственных молений. Но никогда подобное переселение не сопровождалось прибытием Радетеля и уж, конечно, никто ни за кого не просил. Это было из ряда вон вопиющим событием, и каждый на площади, может, и не осознавал, но несомненно чувствовал – происходит что‑то неправильное, что‑то, чего не должно случаться, что‑то, выделяющее вновь прибывшего малыша в некоторую лучшую часть. Это было нельзя, это было против завета, и все же оно было, оно присутствовало в громогласных речениях Радетеля, хотя об этом и не говорилось прямо. Толпа на Соборной площади замерла, ни единый человек не двинулся с места, так все оказались поражены. А у мальчишки из округлившихся от страха жемчужно‑серых глазенок уже потекли слезы. Но ни одна участливая рука не протянулась, ни один сочувствующий взгляд не подбодрил новичка. Не из умышленной жестокости, в любой иной раз парнишка оказался бы нарасхват, однако не сегодня. Поселок пребывал в ступоре, «Яблочный чиж» в полном составе не верил своим ушам. А мальчуган продолжал реветь. Тут Тим не выдержал. Мало ли что кому кажется! Справедливо или не справедливо! Он подбежал к ребенку, схватил того за влажную ладошку, немного резко, но так уж вышло, и потянул к себе. Тим и сам не знал, чего это на него накатило, зачем он, не достигший полной зрелости, лезет не в свое, взрослое дело. Но было поздно. Поэтому, обращаясь больше к Колокольне Времени, чем к стоящему на ней Радетелю, он закричал вверх:

– Я беру его к себе! – и сразу же оговорился: – Я и мой отец берем его к себе!

Мальчишка посмотрел на него, на мгновение раздумав плакать, но не окончательно, а словно бы выжидая – стоит или не стоит продолжать?

– Как тебя зовут? – Тим улыбнулся сироте насколько мог дружелюбней, одновременно роясь в кармане просторных штанов – не завалялось ли какой ерундовины, чтобы подбодрить нового названого брата.

В кармане было пусто, но, кажется, белокурый мальчик догадался о его намерениях и потому достаточно смело улыбнулся в ответ:

– Не помню, – и затряс кудрявой головенкой. В свою очередь спросил: – А тебя как?

– Меня – Тим, – он ответил не задумываясь, мысли его в этот миг отлетели в иные дали.

Как это может быть на свете, чтобы кто‑то не помнил собственного имени? И не такой уж маленький этот белокурый мальчик! Странно и необъяснимо. Обычно прибывшие по обмену, вот как Яго, например, понятия не имели, как попали из одного поселка в другой. Просто уснули на миг и очнулись уже в ином месте. Но чтобы не помнить своего имени, не было такого!

– Его зовут Нил, – прогрохотал голос с Колокольни. – Нил из селения «Разбитого сердца», – еще раз прогремело сверху.

Никогда доселе Тим не слыхивал, чтобы поселку кто‑то захотел дать столь безрадостное название. Но ладно, мало ли какие у тамошнего Радетеля порядки. Из поселка с таким именем он бы и сам ушел куда подальше, надо же – «Разбитое сердце»!

Тим не заметил, как к ним подошел его отец, как встал немного позади, довольно кивая в знак согласия, с хитрым видом, будто бы не кто иной, как он сам, подучил своего сына поступить столь вызывающим образом. Тим очнулся лишь, когда рядом с ним невесть откуда возникла Аника и бережно взяла мальчишку за другую потную ладошку. И в свою очередь прокричала вверх:

– И я! Я тоже! Буду заботиться о нем! – и посмотрела на Тима.

Взгляд ее, такой небесно‑голубой, что аж захватывало дух, говорил ему: «Мы все равно будем скоро как одна семья. Ты не забыл и не передумал? Поэтому я здесь, я с тобой». Как он‑то мог забыть или передумать? Что же, зато у Нила теперь есть не только брат и отец, но и красавица‑сестра. Значит, все устроилось. Вокруг захлопали. Не в честь Радетеля, а на сей раз для них четверых. Так поселок «Яблочный чиж» выражал свое одобрение.