Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

Объявление на ее двери предписывало ребятишкам заходить туда только по одному. Суровый приказ и вправду подействовал: количество мелких краж сократилось, но, к великому недоумению мистера Боста, не сошло на нет. Он следил за юными покупателями как ястреб за неоперившимся потомством голубки. Ни самому хозяину, ни Дорин, его «дражайшей супруге», не приходило в голову, что таскать товар из лавки могут вполне себе взрослые дяди или тети.

Вся лавочка была выдержана в тюдоровском стиле. Ценники на староанглийском, как и надпись над прилавком с покорнейшей просьбой не просить о продаже товаров в долг. Первоначально, для «большей исторической достоверности», на чем безуспешно настаивал мистер Бост, все буквы «с» там заменяло «ф». Однако клиенты этого не оценили. Посмеиваясь, они просили отпустить им «фунт фофифок» или «томатный фуп», после чего хозяева неохотно переделали надпись, обратившись к орфографии более близкой к нынешним временам Елизаветинской эпохи.

Около половины одиннадцатого в лавку явился Кабби Доулиш, поддавшийся на уговоры миссис Молфри пополнить пенсию за счет продажи избытка овощей с огорода. На сей раз он принес несколько фунтов конских бобов. Передавая через прилавок мистеру Босту тяжелый деревянный поднос, он не стал торговаться, хотя точно знал, что нормальная цена на бобы должна быть по крайней мере в три раза выше предложенной.

Пока товар взвешивали, Кабби окидывал рассеянным взглядом беленые стены и лучами расходящиеся потолочные стропила, явно не натурального дерева. Но этот фальшак не шел ни в какое сравнение с фигуральным «бревном в глазу» мистера Боста, когда он предложил Кабби десять пенсов за фунт бобов, поскольку в настоящее время бобов у него якобы в избытке.

Что бы Доулиш ни приносил на продажу, именно этого товара у мистера Боста либо оказывалось в избытке, либо на него вовсе отсутствовал спрос. Кабби иногда приходило в голову, что если бы он посреди зимы принес свежую малину, то и тогда бы обнаружилось, что мистеру Босту крупную партию только что завез по дешевке кто-то другой или на нее нет спроса.

Кабби аккуратно положил монетки в карман, заметил вслух, что денек нынче выдался приятным, и уже готов был уйти, когда мистер Бост осведомился, не знает ли он, будучи ближайшим соседом, каково самочувствие матушки миссис Холлингсворт после удара.

Кабби толком не расслышал и попросил повторить вопрос, а когда понял, о чем речь, в свою очередь осведомился, точно ли заболевшая родственница приходится матерью хозяйке «Соловушек».

— Истинно так, — ответил мистер Бост, который частенько сбивался на высокий тюдоровский штиль, особенно после очередного собрания Общества Алой и Белой Розы. — Так сам Алан сказал викарию.

Отказавшись потратить выручку на ломтик имбирного кекса, Кабби направил стопы обратно в «Аркадию». Там он перво-наперво взялся приготовлять для легкого одиннадцатичасового завтрака Элфриды порцию обогащенного минералами витаминного напитка со вкусом банана. Доставая остатки лимонного кекса, Доулиш походя упомянул о своем разговоре с мистером Бостом. Элфрида уставилась на него в полном изумлении:

— Это очень меня смущает, Кабби.

— Отчего же, моя дорогая?

— У Симоны нет матери.

— Как это? — Кабби замер, и горка витаминного порошка выросла рядом с переливчатым стаканом.

— Ты сыпешь мимо.

— Извиняюсь. — Он высыпал в стакан остаток порошка. — Откуда тебе известно?

— Вся сушилка в порошке.

— Я не про это. — Он сдул остатки порошка в раковину. — Я говорю, откуда ты знаешь насчет матушки миссис Холлингсворт?

— Симона сама мне рассказала. Пару недель назад я была в теплице. Делила разросшиеся гнезда нарциссов. И тут является она. Ну, ты же знаешь, какая она, бедняжка. Всегда искала, чем бы себя занять. — Миссис Молфри произнесла это с неодобрением человека, который и к восьмидесяти трем годам не успел управиться со всем, что для себя наметил. — Больше из приличия, чем из истинного интереса она спросила, чем я занимаюсь. Я объяснила. И тут она сказала, что нарциссы были любимыми цветами ее матушки и что она, то бишь Симона, заказала к похоронам родительницы венок в виде арфы из белых нарциссов с короткой желтой коронкой, обведенной оранжевой каймой. Этот сорт еще называют «фазаний глаз».

— Как странно!

— Ну, я бы так не сказала. По-моему, в данных обстоятельствах арфа очень подходит[11].

— Я хотел сказать…

Но Элфрида уже не слушала. Она направлялась к своему любимому гобеленовому креслу, и Кабби последовал за ней с ее питьем и напитком для себя самого. Тонизирующим дневным отваром из цветков черной бузины, приправленным свежевыжатым лимонным соком и клеверным медом.

— Итак, — произнесла Элфрида, после того как пристроила свои иссохшие, трясущиеся конечности в глубинах кресла среди вышитых единорогов, драконов и роз с золотыми шипами, — Алан Холлингсворт врал. Причем намеренно. Хм-м…

Кабби вложил стакан в руку Элфриды, осторожно прижав ее пальцы к стеклу, а сам устроился в китайском плетеном кресле. Он знал, что последует за этой фразой, как и то, что любая попытка этому воспрепятствовать обречена на неудачу.

— Теперь понятно, почему она предпочла добираться долгим, кружным путем на автобусе и не взяла с собой никаких вещей. Даже если женщина намерена нанести короткий визит, она никогда не тронется в путь без саквояжа с косметикой и всякими гигиеническими принадлежностями. Так что сомнений нет, никакого визита не планировалось. Она отправилась в Каустон либо за покупками, либо для того, чтобы с кем-нибудь увидеться. Вопрос, где она теперь? — Элфрида сделала паузу, перевела дух и глотнула своего питья. — Все это очень подозрительно.

— Совсем не обязательно придавать этому какой-то зловещий смысл, дорогая. — Кабби умолк, раздумывая, как повести себя в дальнейшем.

По правде говоря, он не был особенно удивлен. С тех самых пор, как пять лет назад он убедил Элфриду купить телевизор, она сделалась страстной поклонницей всех программ, как документальных, так и художественных, которые имели хотя бы отдаленное отношение к криминалу. Самым заветным ее желанием было оказать полиции помощь в расследовании, и если до сих пор это не удавалось, то отнюдь не от недостатка усердия с ее стороны. Последний раз Кабби потребовалось немало трудов, чтобы ее не притянули к суду за нападение.

Это произошло после того, как в передаче «Криминальный час» показали фоторобот предполагаемого преступника. Она убедила себя, что человек, ворвавшийся с обрезом в банк, не кто иной, как волонтер, разносивший жителям деревни рождественские открытки. С великим трудом ее удалось отговорить пойти в полицию, и то лишь при условии, что Кабби будет неотлучно находиться в доме в то время, когда почтальон обычно посещает деревню.

Однажды Кабби чуть-чуть запоздал. Элфрида, стуча зубами от страха, вооружилась рукояткой от швабры, и когда почтальон вознамерился просунуть в щель для корреспонденции нечто утешающее и поздравительное, ткнула его палкой в живот. Выскочив из вагончика, Кабби наткнулся на беднягу, который, согнувшись пополам от боли и спотыкаясь, бежал через сад.