Эффект присутствия - Михаил Юрьевич Макаров

галки — ведутся на все яркое, броское, на тачки иностранные, на дорогие кабаки, на модные шмотки да на букеты нарядные. В советские времена такая красотуля как Ленка на Клыча и не глянула бы. Кто бы ему позволил рассекать по городу на серебристой «Тойоте Лэнд Крузер-100»? Гонял бы Володя и дальше по «Текстильщику» вокруг «Кремля» на мопеде, на него права не нужны и шлем к нему не полагается.

Ленка на пятом месяце ходила, когда снова на него власти окрысились. В этот раз «шестой» отдел сам справиться не мог, «фээсбэшники» им подсобляли. Этим-то он где дорогу перешел? Шпионов бы лучше ловили. По ходу дела, жаба всех душила, что зажил Клыч хорошо и спокойно. Задумали менты и «фээсбэшники» слепить из него наркобарона. В передачке, которую он загнал братве на «шестерку», при досмотре обнаружили героин. Закрыли Клыча, стали шить ему «двести двадцать восьмую» статью уже по новому уголовному кодексу. Клыч ничего не признавал. Римма Устиновна, вновь его защищавшая, такие пламенные речуги задвигала, что братва в зале хлопать несколько раз принималась. Доказухи на него, кроме путаных показаний контролера, который под ментовскую дудку плясал, не было. К тому же, как адвокат раскопала, следачка кучу нарушений при расследовании допустила, хотя прав на это не имела. Прокурором был говорливый бородач Веткин, подполковник целый, или как там у них, у прокуроров — советчик или советник какой-то… Судила судья Белецкая, по виду стервозина; такая откусит голову и не икнет даже. Но потом Клыч разглядел, что она своей тропой идет, на поводке прокурорском не бежит, хвостом не виляет. Многие ходатайства адвоката судья удовлетворяла влёт, что бородатому Веткину не в нюх было. Ленка на суде ревела постоянно, хотя Клыч и семафорил ей из клетки: тебе же, дура, нервничать нельзя. Прокурор снова девять лет запросил. Как будто других цифр они не знают. Римма Устиновна просила полностью оправдать своего подзащитного, а фальсификаторов «правоохренителей» самих на скамью подсудимых посадить. Это, конечно, она лишканула, кто ж их посадит, но звучало красиво, братва щерилась. Неделю томился Клыч в надежде, неужто никогда в России не будет справедливости? Приговор удивил многих: по наркотной статье, при опасном рецидиве дали ему ниже низшего, всего три года. Римма Устиновна бушевала, как на баррикаде, про произвол кричала, грозилась до Европейского суда дойти, тридцать седьмой год вспоминала. Клыч ее увещевал: не принимайте, Римма Устиновна, так близко к сердцу, что с этих козлов возьмешь. Три года всё-таки это не девять. Но и не пятнадцать суток!

Тяжко ему дался последний срок, сердечко барахлить стало, тоска смертная заедала. Откинулся Клыч по амнистии, на следующий день после того, как про неё в газете пропечатали. Спасибо кентам, поспособствовали. Дело его на самом верху стопки оказалось, чтобы сразу тюремный прокурор в нужном месте закорючку свою поставил. Год ему государство подарило с барского плеча, а два счавкало. Вовка родился, когда Клыч сидел. Ко многим безвозвратно утраченным простым человеческим радостям прибавились новые потери. Жену в роддом увезли без мужа, встречали в фойе больницы с завернутым в одеяло младенцем тоже без него. Первый раз Клыч увидел сына в годовалом возрасте, на долгосрочной свиданке.

Выйдя в мае девяносто девятого на свободу, Клыч ринулся наверстывать упущенное. С жадностью занялся бытом. В рекордные сроки довел до ума затухший в его отсутствие ремонт в новой квартире, купленной за месяц до посадки. Вникал во все мелочи, даже вроде и не мужские. Ходили с Ленкой вместе по магазинам занавесочки подбирали, белье постельное, мебель по фэн-шую расставляли. Больше всего хотелось домашнего уюта и спокойствия. Выкупил для любимой жены, которой в декрете сидеть надоело, салон красоты «Локон». Теперь Ленка полная хозяйка в том самом «Локоне», в котором раньше за копейки горбатилась. Все эти дела требовали больших бабок. Без Клыча бизнес не лопнул, но и развиваться перестал. Дербанить его деньги пацаны стремались, знали, что скоро выйдет. И не крысили вроде, а доходов желаемых не было. С «Первомайского» рынка тридцать штук в месяц капало, двадцатник станция техобслуживания приносила, столько же — аренда площадей в малеевском магазине, пятнашку собирали с таксистов, десятку один почтенный человек в память о прошлых услугах кидал. Итого получалось девяносто пять штук. Расходуй Клыч все на семью, можно было бы концы с концами сводить. Но жил-то он не в барокамере — куда ни кинь, издержки. Десять косарей на общак[30] смотрящему[31] за городом заслать — святое дело. Пацанам — по десятке на бензин, остальное сами заработают, не маленькие. Римма Устиновна, домашний адвокат — на постоянном абонементе, ей пятерочку в месяц, не считая целевых гонораров, отдай и не греши. Да, полно статей расходов, все перебирать — только лишний раз расстраиваться. Как умудряются работяги на три тысячи деревянных в месяц существовать, в голове не укладывается. Ну это их головняки!

Беспокоило Клыча то, что на острожской делянке становилось тесновато. Незадолго до него освободились ребятишки Ромы Зябликова, которых менты приземлили в конце восьмидесятых. Вышли парни, ан все занято в песочнице, надо локтями толкаться, не вставать же нормальным пацанам к станку.

Отрадно, что удалось сохранить паритет с Катаевым Серёжей. Этот перец стручковый уверенно себя чувствовал, возглавлял крупную фирму «Наяда ЛТД». Впрочем, он всегда был коммерсом, в начале девяностых только косил под приблатненного, отдавая дань тогдашней моде. Судимость имел единственную и ту условную, за хранение огнестрельного оружия. Чтобы прикрыться от братвы, Катаев, воспользовавшись частной размолвкой, переманил к себе одного из близких Клыча — Олежку Рожнова, сделал его своим вице-президентом по безопасности. Жаль Рога, перспективный он парняга. А может и к лучшему, что их пути разошлись, в последнее время борзеть Олежа начал, зубы показывать. Вот пускай на Катаева клыки свои точит. С Катаевым у Клыча получалось расходиться краями еще и потому, что их интересы лежали в разных орбитах. Приходилось с сожалением соглашаться, что уровни на сегодняшний день у них разные. Катаев достиг более высокого, он занимался строительством, у него также имелось свое, достаточно серьезное производство, деревопереработка. Крышевал Катаева столичный славянский вор Гашёный, известный по России законник. Гашёному Катаев отстегивал регулярно и неслабо.

Если Клыч сожалел порой, что от него откололся Рог, то уходу из группировки Борьки и Костяна Молотковых только порадовался. Эти махновцы[32] на раз могли подвести под цугундер. Все боксеры отмороженные, но Молотковым, видно, последние мозги на ринге отбили. Борька собрал вокруг себя таких же чертей и на Малевском рынке принялся