Будет вам война! - Сергей Зверев

Положение было отчаянным. Со стороны парадного входа по-прежнему доносился стук возмущенного майора милиции. Ссученные саяно-шушенские, руководимые и направляемые Гамадрилом, ломились в дверь кухни…

Добежав до стола, где по-прежнему гуляли пацаны из «Группировки Ленинград», Батя тяжело опустился рядом с Данилой Черняевым.

– Что – вернуться решил? – искренне обрадовался тот. – И правильно! И не хрен по морозу гулять! Слышь, а чего это ты такой нервный? Недопил или переработал?

Блуждающий взгляд беглого вора зафиксировал недопитую водочную литруху, заботливо спрятанную Жекой-омоновцем под рояль.

– А по-моему, это как раз ты недопил, – вкрадчиво предположил Батя. – Еще вмазать хочешь?

– Кто ж не хочет! Да только вот пацаны говорят, что мне больше поллитры за один присест кушать нельзя, – вздохнул Данила, глядя, как собеседник достает бутылку из-под стола. – Планка, мол, у меня падает. Буйным, мол, становлюсь. К людям, мол, пристаю. Ага – будешь тут спокойным…

– Вот, сынок, и выпьем с тобой за жизнь! – засуетился пахан, и с радушием деревенского дедушки, угощающего перваком городского внука, принялся скручивать пробку. – Где твой стакан?

Дверь черного входа вылетела с первого же удара; разбег не потребовался. Разъяренные саяно-шушенские, подталкивая впереди себя лагерного офицера, ворвались в полутьму зала. Приблизительно в этот же самый момент капитулировала и дверь главного входа, и в шалман, пыхтя и отплевываясь, ввалился пузатый милицейский майор. Поискав глазами нужный ему столик с «поляной», правоохранитель поправил шапку с кокардой, одернул портупею и мгновенно зафиксировал на лице служебно-правоохранительное выражение.

Удивительно, но никто из гуляющей публики в первые секунды не обратил внимания на новых посетителей: звероколхозный праздник жизни катился по обычной колее. И лишь Черняев, влив в себя полный стакан водки, случайно остановил взгляд на белобрысом мужичке в заснеженной офицерской шинели, подпираемом с двух сторон некими бритоголовыми незнакомцами. Незнакомцы очень напоминали братков и вели себя соответственно. Однако Данилу заинтересовали даже не гости, а старший лейтенант.

– Дани-илка! А еще выпить хочешь? – Батя предупредительно наклонил бутылку к стакану Черняева.

– Обожди-ка… – медленно поднявшись, кролезаводчик вышел из-за стола, взял кий и двинулся в сторону троицы, взглядом отделяя белобрысого старлея от бритоголовых спутников. – Слышь, уродец, а ты в какой детский садик ходил? – Мосластая рука Данилы принялась крутить пуговицу офицерской шинели.

Старлей даже не успел отреагировать. В едва обозначившийся конфликт неожиданно вмешался пузатый милиционер.

– Ну что, Черняев – опять хулиганим? – вопросил он голосом сытого человека, желающего ощутить в себе зверя. – Как хорошо, что Макаренко этого не видит!

Друзья из «Группировки Ленинград» оказались совершенно правы: лишний стакан водки стал для Данилы критическим. Белки его глаз налились дурной кровью, в зрачках затлело зловещее волчье мерцание. Рванув на себя пуговицу офицерской шинели, Черняев оторвал ее с клоком сукна и бросил в лицо Гамадрила. После чего с разворота засадил кием в доброе милицейское лицо, маячившее позади. Правоохранитель, даже не пикнув, отлетел под бильярдный стол и затих.

Неожиданно музыка смолкла. Кто-то включил верхний свет. Место происшествия мгновенно набухло толпой. Братки почти синхронно потянулись к подмышечным кобурам… На мгновение в зале установилось зловещее молчание.

И тут тишину шалмана прорезал истошный вопль Данилы:

– Продали Россию, пидоры!

Этот выстраданный крик души и послужил сигналом к бою. Тем более что друзья Черняева сразу же обнаружили потрясающее единство…

Жека-омоновец, схватив братков за кожаные воротники, с силой столкнул их лбами. Послышался вполне деревянный стук, саяно-шушенские обмякли и свалились на пол.

А из-под бильярда уже слышались возмущенные междометия: это пришел в себя пузатый майор. Правоохранитель так и не успел выползти из-под стола. Протрезвевший Димон ловко ударил по майорской физиономии свернутым в трубочку «Плейбоем». На полном лице милиционера сразу же обозначился алый продолговатый след, и он затих окончательно. Подхватив выпавший из журнала короткий ломик, Трубецкой поглубже задвинул его в глянцевую трубочку и встал у края бильярда в позе охотника на мух.

И тут, на общую беду, в зале случайно появилось трое уличных ментов, решивших погреться в популярном очаге культуры…

– Щас всех мочить будем! – пообещал старший наряда, выхватывая резиновую дубинку.

Свет погас столь же внезапно, как и зажегся, и в зале тут же воцарилось всеобщее махалово. Местная молодежь, пользуясь случаем, стаей набросилась на ментов, срывая с них шапки, погоны, рации и портупеи.

Данила Черняев орудовал кием, гоняя по залу не понравившегося ему лагерного офицера.

Очнувшиеся гангстеры в беспорядочном махании насели на Жеку, и тот с неожиданной для его комплекции легкостью отпрыгнул к барной стойке. Лысый атлет со шрамом у рта нацелил было в омоновца мощный кулак, но Жека успел уклониться… Загремела зеркальная стойка, бутылки хрустальным водопадом осыпались на пол, и браток, держась за покалеченную руку, с воем покатился по полу.

Зато невзрачного бандита не пришлось даже бить. Филонов лишь скупым жестом смахнул его в сторону рояля, и стоявший неподалеку Сергей-музыкант направил летящее тело под открытую крышку… Лысая голова с додекафонным звуком впечаталась в натянутые на раме струны, и спустя мгновение крышка рояля захлопнулась, как птицеловка. Ноги в рифленых ботинках нелепо дернулись из-под полированной крышки, но спустя секунду звуки затихли, и тело обмякло.

Кто-то из ментов сумел-таки выбежать из шалмана и вызвать подкрепление. Вскоре к «Кролиководу» подъехало несколько мусоровозов. Однако подкрепление спешило и с другой стороны: боевой отряд местных гопников, вооруженных кастетами, заточками, цепями, газовыми пистолетами и кухонными топориками, спешил на выручку друзьям…

…Столь грандиозной драки не помнили даже звероколхозные старожилы. В полутьме, под развеселые звуки эстрадной попсы, гремели оплеухи, разносились столики, с мелодичным звоном бились бутылки, миски с тушеной крольчатиной надевались на головы. Женский визг, милицейские пожелания и редкие пистолетные выстрелы аккомпанировали обоюдному избиению.

И лишь Батя не принимал участия в празднике жизни. Сидя в уголке, он цедил спиртное, внимательно наблюдая за действиями пацанов.

– Что попишешь – молодежь! Не задушишь, не убьешь! – скупо улыбался пахан, глядя, как пацаны от души метелят правоохранителей и бездуховных саяно-шушенских. Однако появление очередного ментовского подкрепления заставило Батю вмешаться. Спокойно допив водку, он поднялся и, дружески приобняв Данилу за плечи, направил его к черному входу.

– Ну все, на сегодня хватит, славно погуляли! – молвил пахан одобрительно и, обернувшись к Сергею, Димону и Жеке, скомандовал: – Всем быстро отсюда! Сейчас конкретное винтилово начнется!