Хрустальные мечты - Розалинда Лейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне приятно признаваться, но мы действительно неплохо уживаемся друг с другом, — улыбнувшись, отозвалась Маргарита. — Во всяком случае, никто из нас не жалуется на дорожные трудности.
Они начали спускаться вниз. Англичанка шла впереди.
— До меня дошел слух, что вы едете в Россию шить платья для императрицы Елизаветы. Вы ведь знаете, как быстро во время путешествий всем становится все известно обо всех.
— Что верно, то верно.
Сара немного помолчала, затем, обернувшись через плечо, сказала:
— Мне также говорили, что картины, которые везет голландец, предназначены для самой императрицы. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Нет. Но груз, наверное, очень ценный. Видимо, поэтому он взялся лично сопровождать повозки с картинами, — заметила Маргарита. Теперь она поняла, почему графиня д’Онвиль, отложив отъезд, так терпеливо ждала прибытия повозок голландца. Она не хотела лишний раз вызывать гнев у могущественной императрицы России, став причиной задержки в пути купленных ею картин.
После этой встречи Маргарита и Сара часто беседовали друг с другом во время остановок. Обнаружив, что они обе любят читать, девушки обменялись книгами, взятыми в дорогу. Чуть позже Сара пригласила Маргариту проехаться вместе с ней в ее карете от одной станции до другой. Маргарита поменялась местами с Бланш, которая, пересев в карету с портнихами, внесла приятное оживление в компанию своих соотечественниц.
Вскоре Маргарите довелось узнать голландца с лучшей стороны. Она случайно оказалась рядом с ним, когда хозяин гостиницы сообщил, что свободной осталась лишь одна комната. Хендрик ван Девэнтер отступил назад.
— Для дам, конечно. Я переночую в другом месте.
Хозяин только покачал головой:
— Свободных помещений нет, господин. Могу вам предложить лишь место на сеновале или на конюшне.
— Ну что ж, на конюшне так на конюшне.
Утром чуткая Маргарита спросила Хендрика, не слишком ли неудобно ему было.
— Нет, напротив, — ответил галантный Хендрик, хотя в уголках его серых глаз пряталась усмешка. — Несколько охапок чистого сена, чего же лучше.
После этого случая при каждой встрече с Маргаритой он всегда вежливо раскланивался с ней, снимая свою трехцветную шляпу, однако в разговор не вступал.
Однажды утром, забираясь в карету, Жанна тяжко вздохнула, а затем призналась уже рассевшимся по местам спутницам, в чем причина ее вздоха.
— Я так устала, дорога вконец измотала. Все едем, едем и едем. Как было бы хорошо отдохнуть дня два-три в какой-нибудь гостинице.
Все одобрительно загудели, кроме Маргариты. Наступил момент, которого она ожидала с тайным трепетом. Все явно устали от тягот дальнего пути, да и новизна дорожных впечатлений потускнела. Ей стало ясно, что поднять упавший дух путешественниц будет нелегко.
Вскоре началось то, чего так опасалась Маргарита, — мелкие ссоры из-за пустяков. Виолетта, на которую она рассчитывала, сама находилась в мрачном и подавленном настроении, жизнерадостность оставила ее, как только ее кавалер, вооруженный слуга, стал обходить ее вниманием.
К удивлению Маргариты, на что в начале пути она никак не рассчитывала, всех сумела подбодрить тихоня Изабелла. Казалось, дальняя дорога ей не в тягость, а в радость. Изабелла никогда не унывала и ни на что не жаловалась. Однажды она негромко запела песенку, хотя прежде никогда не присоединялась к певшим во время пути девушкам. К общему удивлению у нее оказался звонкий и чистый голос, когда она допела до конца, все невольно захлопали в ладоши и попросили ее спеть что-нибудь еще. Изабелла зарделась от смущения, но была явно польщена похвалой своих спутниц. С того самого дня она пела очень часто. Казалось, запас ее песен неистощим: одни были веселыми, другие шутливыми, третьи о любви, утраченной и вновь обретенной. Кроме того, она знала множество детских песенок, другие девушки тоже помнили их и дружно ей подпевали.
— Как ты сумела запомнить столько песен? — спрашивали они ее.
Изабелла объясняла все очень просто:
— Когда я слышала новую песню, то старалась ее запомнить. Если с первого раза я не запоминала все слова, то, услышав эту песню еще и еще раз, я выучивала ее до конца, а если больше не слышала, то подбирала к мелодии свои слова.
С того времени, как только общее настроение падало и все становились мрачными, Изабелла принималась тихонько напевать, сначала как бы для себя, а потом и погромче. Хотя ее песни не всегда прогоняли плохое настроение, они тем не менее притупляли тоску по дому, уменьшали раздражение, а порой даже оживляли в памяти ее подруг счастливые минуты из их прошлого, которые, конечно, есть у каждого человека. Все это вместе помогало легче переносить разбитость и усталость, вызванные дорогой.
Когда обоз графини д’Онвиль въехал на земли Пруссии, где города были редки, а расстояния между ними велики, не всегда стало возможным останавливаться на ночлег в городе. Зачастую приходилось ночевать в какой-нибудь деревушке, на каком-нибудь грязном и тесном постоялом дворе или просто в убогом придорожном доме.
Кроме того, в этом пустынном и бедном крае стало совсем непросто поменять лошадей. Поскольку в каждую карету впрягали от четырех до шести коней, после каждого перегона требовалось сменить около восьмидесяти животных. Из-за желания получить нужное число, а также лучших лошадей в упряжку между кучерами и форейторами нередко возникали ссоры, перераставшие порой в настоящие потасовки. Поскольку лошадей не хватало, их приходилось искать и набирать по всей округе. Дело оказывалось хлопотливым и долгим, вызывало утомительные задержки в пути. Во время одной из таких заминок Жанна повторила свою просьбу задержаться на день-два в гостинице, но, к сожалению, тамошние гостиницы были очень дурны: ничего кроме общества крыс и скверной пищи они не сулили уставшим странницам.
До сих пор погода благоприятствовала путешественникам, только иногда мелкий дождь омрачал их настроение. Но теперь с каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Погода портилась на глазах: почти весь день непрерывно шел дождь, часто резкими порывами налетал промозглый ветер. Дороги развезло, колеса карет то и дело увязали в топкой грязи, заполнявшей глубокие колеи. Мужской половине прислуги под непрекращающимся дождем приходилось выталкивать и выпихивать из ям застрявшие кареты. В это время слуга графини принес обещанные пологи для ног. Теперь можно было кое-как согреться, особенно если удавалось раздобыть горячие угли для грелок, что случалось не всегда.
Однажды, когда кортеж графини продвигался по дороге, проходившей через густой лес, на путешественников внезапно напала шайка разбойников. С диким ревом они выскочили из лесной чащи, размахивая саблями и стреляя в охрану из мушкетов и пистолетов. Однако конвой не дрогнул, охранники, крича и ругаясь, стали отстреливаться и отбиваться от нападавших бандитов. Дверцы кареты, в которой ехали портнихи, внезапно резко распахнулись; двое свирепых с виду разбойников, увидев сидящих женщин, с радостным воплем ринулись внутрь. Один из них, быстро и грубо схватив Жанну за лодыжки, сильным рывком сдернул с сиденья, отчего она больно ударилась бедром о пол кареты, и потащил наружу, как куль с мукой. Одновременно другой бандит потянул испуганную Розу за подол платья.