Лисье зеркало - Анна Коэн

Господам подали чай. Было очевидно, что все знакомы не только с Леопольдом, но и между собой, поэтому их развязная, бессмысленная болтовня лилась без каких-либо пауз. Кто-то из присутствующих, кажется Якоб, обратился к хозяину дома:

– Дражайший Лео, я не представляю, нет, все мы не представляем, как вы, после такой бурной и насыщенной светской жизни в столице, смогли протянуть всю весну в такой глуши. Мы, конечно, живем в наших усадьбах, но только время от времени. – Молодые помещики согласно закивали головами. – Хотя нам известно, что вы пострадали за высокие идеи. Мы их разделяем и сочувствуем вам.

– Поначалу мне и вправду было тяжело, друзья. Стыдно признаться, как низко я пал от отчаяния, едва приехав сюда.

– Да полно, вы – и опуститься? С вашим благородством мысли и духа? Я бы скорей поверил, что вы, прибыв в родовое гнездо, снова взялись за перо, чтобы и отсюда разить всех словом! – недоуменно прогудел Борислав. – Все мы скорбим о наших братьях по клубу, что погибли зимой от рук властей. Порой стыд терзает меня за трусость, ведь я не был таким уж активным участником движения. Но не вы – нет, вы не могли опустить руки!

– Но это так. – Леопольд встал и повернулся лицом ко всем гостям. – Вы своими средствами и то сделали более меня как меценаты, вкладываясь в работные дома и сиротские приюты. Оказавшись в Ривхольме, я не смог выдавить из себя ни строки. Каждое слово казалось мне пустым и бессмысленным, а идея – лишенной силы. Я страшно запил, не выходил из комнаты, потом начал дебоширить. И только один человек смог вытащить меня из этой бездны, поставил на ноги и понял как брата.

Гости во все глаза смотрели на Леопольда, который, говоря, нервно сцепил пальцы.

– Вы сейчас говорите о своем управляющем-философе, верно? – тихим мелодичным голосом уточнил после небольшой паузы Фабиан. Он встрепенулся в кресле, где до этого сидел совершенно расслабленно, и корпусом подался вперед. – Ведь именно он был причиной, по которой вы выписали нас к себе в гости?

– Именно о нем. Друзья мои, этот человек уникален. Позвольте мне представить вам моего друга и идейного вдохновителя, человека без наших великосветских иллюзий и знающего народ изнутри.

Тут Жо понял, что речь идет о нем и что больше нет смысла скрываться в темном углу, а потому сделал несколько шагов вперед и встал рядом с Леопольдом. Легким кивком он поприветствовал друзей графа.

– Жоакин Мейер, – представился он.

Молодой человек понимал, что его следующими словами должны быть «к вашим услугам», но это бы противоречило всему тому, что он собирался выразить сегодня вечером, а потому ограничился только своим именем. Этого было достаточно.

Какое-то время благородные гости молча его разглядывали. Жоакин знал, что они видят: высокого деревенщину в простой одежде, иберийского выродка, волосы которого без кепки приняли свой естественный непокорный вид, а лицо, по мнению многих, было похоже на сжатый кулак с выпирающими костями надбровных дуг, скул и квадратного подбородка.

Первым навстречу Жоакину встал Борислав и приветственно протянул руку.

– Друзья Леопольда – мои друзья. Будем знакомы. Борислав, маркграф.

За ним, называя себя, последовали и остальные. Молодому человеку предложили сесть, и он выбрал свободный стул с прямой спинкой. К нему обратился Фабиан, все так же мягко и вкрадчиво:

– Послание графа заинтриговало нас, как заинтриговала и ваша неординарная личность, герр Мейер. Он писал, что у вас есть свежие революционные идеи, способные вдохнуть новую жизнь в наше движение за народные права, которое сейчас находится в плачевном состоянии. – Он забросил ногу на ногу и откинулся в кресле. – Не изволите ли посвятить нас в свои мысли? И если восторги Леопольда были небезосновательны, то, возможно, вы сможете пронести свои слова дальше стен этой гостиной.

– Тогда позвольте спросить вас, – обратился Жоакин ко всем шестерым, – что такое государство? Выразите свой ответ одним словом.

Все загудели – никто не ожидал, что этот выскочка начнет задавать вопросы. Да еще и с философским подтекстом. Подумав пару мгновений, они начали наперебой высказывать свои версии:

– Земли!.. Границы!.. Люди!.. Богатства!..

Один лишь Юстас промолчал, внимательно наблюдая за остальными. Жоакина это заставило снова вспомнить о его должности – и об опасности, связанной с ней. Но он продолжил:

– Заметьте, ни один из вас не произнес ни «король», ни «аристократия», а значит, мы поймем друг друга. – Тут он снова встал и принялся ходить по комнате, как всегда делал, собираясь с мыслями. Присутствующие впились в него взглядом.

И Жоакин сказал им все, что они так увлеченно обсуждали с Леопольдом, обходя поместье акр за акром. Он говорил о несоразмерности потребления ресурсов высшим классом, о тяжелом малооплачиваемом труде, о несостоятельности людей, стоящих у рабочих над душой, о незаслуженных благах. Слова легко связывались во фразы, а фразы сливались в одну стройную, пламенную речь, и тугой узел в груди Жоакина понемногу распускался.

Говоря, он обходил гостиную по кругу, не считаясь с тем, что благородным господам приходится выворачивать шеи, чтобы уследить за ним. Он еще не знал, как сильно его харизматичная личность приковывала к себе внимание и взгляды и заставляла прислушиваться к каждому слову.

К концу выступления он приберег свой главный довод – что необходимым условием искоренения несправедливости является уничтожение границ между высшим и низшим классом, а значит, уничтожение таких понятий, как монархия и аристократия.

Закончив свою речь, он встал на границе света у окна, за спиной у него была ночная тьма. В гостиной царила абсолютная тишина. На лицах молодых дворян он наблюдал борьбу. Да, он предлагал выход, предлагал способ изменить жизнь народа, но для этого им пришлось бы пожертвовать собственным привилегированным положением. За пару мгновений он успел отчаяться и пожалеть, что они все это затеяли, что он выложил всю подноготную и теперь будет осмеян и унижен. Но тут Петрик подскочил со своего места и принялся так яростно аплодировать, что полы его зеленого пиджака захлопали, как крылья.

– Браво! Воистину браво! – верещал он.

К нему нестройным хором присоединились и остальные, даже Юстас несколько раз скупо хлопнул ладонью о ладонь.

– Вот он, голос настоящей революции, которого нам так недоставало! Наш пророк из пустыни, – горланил Якоб.

– А вы и вправду владеете словом, герр Мейер, – благодушно протянул Фабиан.

Борислав подскочил к Жоакину и сильно потрепал его за плечо.

– Не знаю, что скажут остальные столичные лежебоки, но мне наплевать! Мы с вами, Мейер, а за нами пойдет весь народ! Вся Кантабрия! Теперь мы способны расшевелить это сонное болото!

Леопольд сиял – это была и его победа. Наконец вперед вышел Юстас. Восторженный гомон стих, и стало ясно, чье мнение в этой компании действительно имеет вес. Он заговорил: