Сила воли не работает. Пусть твое окружение работает вместо нее - Бенжамин Харди

Если вы остаетесь в среде, конфликтующей с вашими персональными правилами, у вас есть только два варианта: подчиниться скверному окружению или бороться с ним силой воли. Оба варианта никуда не годятся и в итоге приведут к одному и тому же.

У любой среды есть своя «крышка»

Давайте рассмотрим процесс дрессировки блох. Стайку этих насекомых сажают в банку. Если она не накрыта крышкой, они могут скакать, как им вздумается. Однако, если банку накрыть, правила среды меняются. Теперь слишком высокие прыжки чреваты повреждением головы. Как следствие, блохи адаптируются к новым правилам и быстро учатся прыгать ниже. Интересно, что, когда через трое суток крышку снимают, блохи больше не выпрыгивают из банки. В их коллективном сознании сформировался психологический барьер, и теперь у них более ограничивающий набор правил.

Неудивительно, что эти новые правила и социальная культура блох в банке влияют на следующее поколение блох, у которого разовьются такие же правила поведения, как и у их родителей. Психологические исследования подтверждают, что ожидания окружающих людей устанавливают наши собственные личные правила и ожидания.

Оставаясь в непосредственной и постоянной близости к своим родителям, следующее поколение блох не могло бы преодолеть ограничения среды. Однако если бы вы взяли одну блоху из этой банки и поместили ее в банку, в окружение блох, прыгающих намного выше, эта блоха тоже вскоре стала бы прыгать выше. Прежние правила, ограничивавшие поведение этой блохи, были бы заменены новыми правилами. А они изменили бы психологическую модель этой блохи.

Ваши ценности относительны, а не абсолютны

В некоторых средах вы – большая рыба в маленьком прудике. В других – маленькая рыбка в большом озере. Изменить свою среду – значит изменить себя. Возьмем, например, 17-летнего парня, которого я буду здесь называть Остином. Его родители развелись, когда он был маленьким мальчиком, и сейчас он живет в основном с матерью. С отцом проводит каждый второй уик-энд. Хотя Остин этого не сознает, рядом с отцом он превращается в гораздо более инфантильную версию себя. По словам его матери, когда отец рядом, Остин ведет себя, как 5–6-летний ребенок.

Правила отцовской среды сильно отличаются от правил среды матери Остина. Более того, его роли в контакте с матерью и отцом разнятся. Интересно, что, когда Остин приходит домой от отца, он совершает некий привычный ритуал, который возвращает его в материнскую среду. Почти сразу же после того, как переступит порог дома, Остин садится за рояль и около получаса играет. Это действие позволяет ему совершить эмоциональный переход из одной среды в другую. Оно снова возвращает его в роль, которую Остин обычно играет дома, разительно отличающуюся от той, которую он играл предшествующие три дня.

Так же как Остин, вы во вторник в одном помещении – не тот же самый человек, что в среду в другом. Рядом с одними людьми вы – царь горы. Рядом с другими не способны даже мыслить трезво. У вас нет абсолютной ценности, нет неизменной индивидуальности.

Как фигуры на шахматной доске, ваши ценность и способности относительны, не фиксированы, не неизменны. Имеет значение то, с кем вы находитесь в непосредственной близости.

Если вы близки с одними людьми, то можете выполнять блестящую и важную для мира работу. Среди других людей вы можете остаться унылым и тусклым, никогда не исполнить заветной мечты (и, что еще хуже, даже не сознавать, чего именно не хватает в вашей жизни). Уподобляя эти идеи игре в шахматы, вундеркинд Джош Вайцкин объясняет в книге «Искусство учиться» (The Art of Learning):

«В то время как не слишком опытный игрок только начинает понимать, каким образом преимущества слона в миттельшпиле обусловливаются расположением пешек в центре поля, игроку чуть более высокого класса достаточно бросить на доску один взгляд, и он сразу же оценивает и преимущества слона, и особенности расположения пешек. И слон, и система пешек воспринимаются как единое целое. Не имеет смысла говорить о ценности любой фигуры самой по себе, она воспринимается во взаимосвязи с другими фигурами.

Осознав это, я начал понимать, что базовые постулаты об относительной ценности фигур вовсе не неизменны. Фигуры постепенно теряют идентичность. Я понял, что ладьи и слоны взаимодействуют лучше, чем ладьи и кони, а комбинация ферзя с конями гораздо эффективнее, чем ферзя со слонами. Мощь любой фигуры имеет относительный характер и зависит от таких переменных, как построение пешек и других фигур. Поэтому отныне, видя коня на доске, вы оцениваете его возможности в контексте расположения слона несколькими клетками далее».

То, что Вайцкин описал шахматными терминами, я видел и переживал в жизни. Во время учебы в университете я работал лаборантом у нескольких преподавателей. Я считал себя прекрасным работником. Я усердно трудился, знал свое дело и был уверен, что передо мной простирается большое будущее в научном мире. Потратив за два года несметное количество часов на исследования, я подал документы в докторантуру… и получил решительный отказ от всех университетов, в которых хотел учиться. Очевидно, я был не настолько конкурентоспособен, как мне казалось.

Через пару месяцев после этого отрезвляющего события я познакомился с молодым преподавателем с другого факультета, Нейтом Ламбертом. Я сразу же увидел, что он не такой, как все. Его лаборанты трудились над настоящими научными открытиями. Они не занимались обычной черновой работой, на них возлагалась гораздо бо́льшая ответственность, они проходили намного более профессиональную подготовку. Я видел, что работа в исследовательской лаборатории Нейта обеспечивала совершенно иные возможности, чем там, где я работал прежде.

В первый же день нашего с ученым сотрудничества он вручил мне одну из своих старых неоконченных работ. «Отшлифуй эту малютку, и мы сдадим ее на публикацию», – сказал он. Я еще никогда не работал над статьей, настолько близкой к публикации. За следующую неделю я сломал себе над ней все мозги, и когда решил, что лучше уже не будет, отослал обратно Нейту. Прочитанное ему понравилось, и он отдал ее в один видный журнал, где ее со временем и приняли в номер. «Ого, – тогда подумал я про себя, – я потратил два года, работая на разных профессоров, и даже близко не подошел к публикации хотя бы одной заметки. И вот через неделю после знакомства с этим парнем у меня уже готовится к печати целая работа».

Я понял, что попал в среду, частью которой хочу быть, – среду продуктивного, трудного, плодотворного партнерства. Мне предлагалось превзойти самого себя в таких областях, каких не требовали мои прежние отношения с научными руководителями. Мне очень нравилось наблюдать, как я постепенно продвигаюсь к своим целям. Но еще больше мне нравилось видеть, как мои навыки, способности и уверенность растут в процессе работы с Нейтом.

Мои отношения с ним превратились в очень продуктивное и изменившее мою жизнь наставничество. Мы стали добрыми друзьями и даже партнерами по взаимной отчетности. Каждую неделю мы ходили на прогулки и обсуждали работы, над которыми я трудился. Разговаривали о своих больших мечтах и о трудностях. Нейт дал мне десятки уроков один на один, во время которых рассказывал, как улучшить исследовательские и писательские навыки. В итоге он поставил меня во главе группы из пяти других исследователей. Через четыре месяца после моего знакомства с Нейтом на нашем счету было больше 15 статей, опубликованных в научных журналах. Теперь я мог поступить в любой университет, в котором захотел бы учиться.