Древняя кровь - Алексей Селецкий

– Ты знаешь, вообще-то могут. Но сейчас… не знаю, вряд ли. Если сами глупостей не наделаем. Вот же гр-ребучий потрох! – внезапно разозлился воин. – Уйти отсюда просто так нельзя. Если кто-то из наших с такими делами связался – это уже не изгои даже, а не знаю кто! А узнаю… – Рука на мече судорожно сжалась. – И взять нельзя, и не оставишь. Даже если засаду организовать – без толку. Они могут и не подойти, и вообще они сейчас и из города, с дивана этим местом воспользуются запросто.

– А если веревкой зацепить и дернуть, что будет?

– Плохо будет, – проворчал Владимир и снова оглянулся на посох. – Нечисть еще ладно, не впервой гоняем, а кто дергать-то будет ? Даже если я сейчас опять круг закрою, веревки хватит, чтобы все накопленное вышло и по сторонам шарахнуло.

Идея окончательно созрела. Можно использовать по назначению.

– Иди, закрывай круг и готовься нечисть гонять. Ты уверен, что если посох выдернуть или сломать, то других последствий не будет?

– Это ты что собрался делать?! Сам выдернешь, что ли?! Сдурел, жить надоело, решил геройски загнуться ?! Да я тебе!..

– Не ори, а то его сейчас от твоего вопля выдернет! Еще раз спрашиваю – всё остальное обеспечишь? Только по делу, без нервов!

– Ну, обеспечу, и что? Плевком сшибешь или камнями кидать будешь?.. – Тут Владимира тоже осенило. Лицо растерянно вытягивалось.

– Ты кем служил-то? Только без лапши на уши! Я уже слышал, как ты то по горам бегал, то на вертолете летал, то из «Гвоздики» стрелял. Кем?

– На «Гвоздике» и служил, наводчиком… – отвернувшись в сторону, пробормотал бывший «афганец». – А что рассказываю, так это чтоб молодежь училась… Когда о себе говоришь, а не о ком-то, лучше доходит.

– Педагог… Эх, «бог войны», так помаленьку и разучишься по-человечески воевать. Ну, самоходки твоей сейчас нет, обойдемся подручными средствами. Серега! Одолжи «Сайгу» на минутку! А ты иди, иди, обеспечивай безопасность…

Минуткой не обошлись. Давящее чувство нарастало, нарастало… долго возимся, долго! Ну, вроде бы и заканчивают, все на местах.

– Готово?

– Давай! Н-ну, напряглись-уперлись!.. Глаза берегите!

Тонка палочка, но с такого расстояния да не попасть… да еще и с упора – хороша развилка, и по росту как раз… да еще и бывшему стрелку-разряднику. Давно, правда, это было – спортивный тир, кольцо мушки, тренер с трубой… Но было же! И потом пригодилось. К сожалению. Вдо-о-ох, замри, плавно кончик пальца на себя…

Хлопнул выстрел. Александр успел заметить брызнувшие у самой земли щепки – как раз куда надо! – и тут же ослеп от бешеной бело-лиловой вспышки. Земля дернулась, ушла из-под ног. И без того уже ободранная о кусты щека проехалась по обугленной коре, зацепилась за щепку или сучок – ч-черт, больно-то как! И ничего не видно, а на слух – только великий и могучий русский мат. Видно, правду раньше говорили – нет лучших заклинаний от нечисти и нежити, чем русские народные…

«Внутренним зрением» тоже почти ничего видно не было. Зеленоватые стены живого леса, между ними – темно-серая колышущаяся масса и красно-желтые вспышки. Изредка черкали по серому голубоватые полосы, змеились и дергались. В общем-то, узнаваемо. Не одними матюгами работают.

Серое облако начало распадаться на узкие черные полоски, змейками ускользающие от вспышек пламени. Одна змейка кинулась к Александру, пронырнула между красными стрелами, пущенными с двух сторон… Не страшно. С такими можно и вслепую. Даже лучше, ничто не отвлекает. Голубая полоса протянулась от вскинутой руки, закружила черное, смяла в комок и сдавила. Легкое покалывание в руке – и комок исчез. Действительно, знакомые твари.

Постепенно вернулось и обычное зрение, хотя разноцветные круги перед глазами все еще мельтешили. Протер глаза, стер кровь со щеки, огляделся. Увидел Владимира – тот шел с мечом в одной руке и черной палкой в другой.

– Ловко ты его! Смотри! – Конец посоха был расщеплен. От него по закопченному дереву вилась тонкая резьба. Где-то он недавно такое уже видел, Вспомнил – голубой узор… а где золотая искра? – Это вот их кто-то из наших, из Древнего Народа делал. Такому не обучишь. Но ты, главное, сюда посмотри!

На уцелевшем верхнем конце продолжением резьбы переплетались две изящные змейки – золотая и серебряная. Их пасти сходились на небольшом полупрозрачном камешке. Чем-то похоже на кадуцей – жезл Меркурия. Он же Гермес. Постой-постой – Гермес? Гермес Трисмегист, «Трижды величайший», основатель современных школ магии, алхимии и прочего! Но ведь считается, что герметические учения и магия Древних не совместимы!

Александр попытался рассмотреть посох поближе, взял в руки… Острая боль ударила в ладонь, скользнула выше, и беспокойная льдинка в груди всё-таки впилась в сердце. А потом всё снова исчезло. Только вспышка была черной. Донеслось еще издали: «Сашка, ты что?!» – и больше ничего не было слышно и видно. Потом и мысли исчезли.

– Мужики, сюда! Сашке плохо! – Владимир подхватил падающее тело. Подбежали, перехватили, отнесли от поляны, уложили поудобнее на землю. Нащупали пульс на шее – живой!

Похлопали по щекам, потрясли за плечи – нет, в себя не приходит.

Пока доставали аптечку и искали нашатырь, Владимир нагнулся к выпавшему из рук обломку посоха. На резьбе и змейках медленно исчезали красно-бурые полоски – не высыхали, а словно впитывались в дерево и металл. Взглянул на раскинувшиеся в обожженной траве руки – на ладони блестела кровь. Вспомнилось – держится за дерево, протирает лицо…

– Вот это тебя, браток, угораздило… – шепотом, словно боясь разбудить. И громче, командным голосом: – Ампулу не ломайте, все равно не поможет! Быстро, делаем носилки – и в город! Рюкзаки бросаем здесь, Ваня – караулишь! Говорил Олегу, надо было рацию взять… А, теперь один черт! Спальники доставайте. Ему сейчас тепло нужно.

Александр барахтался в фиолетовом тумане, плотном, как кисель. Временами туман чуть светлел, и тогда рядом звучали какие-то голоса. Говорили вроде бы о нем, но кто и что – не понять. Вообще хоть что-нибудь понять или осознать не удавалось – туман проникал в голову и не давал пошевелиться мыслям. Больше всего злило чувство полной беспомощности. Вот странно – думать не получается, а злость и бессилие остались.

Слишком сильно злиться было опасно – если раздражение нарастало, из мглы выскакивали блестящие змеи и больно жалили в голову, сердце, руку… А кто-то мрачный и холодный смотрел на это сквозь туман, и это было куда больнее и страшнее змей. Под леденящим взглядом Александр пытался свернуться калачиком, стать крохотным и незаметным, спрятаться куда-нибудь – но кругом был только туман. Взгляд догонял, хватал, разворачивал и выворачивал наизнанку, и оставалось только корчиться в фиолетовых клубах, пытаясь закричать и понимая, что кричать уже нечем…

* * *

– Что дальше с ним будет?

– Не знаю. В себя придет дня через два, не больше. Парень крепкий, но… Тело мы в таких случаях научились лечить, а вот зарубка на душе останется. Ты говорил, его вроде бы к этому месту тянуло еще тогда, когда заклятья творились?