Мозг Эндрю - Эдгар Доктороу

Понятно.

Мы переехали в Нью-Йорк, в Гринвич-Виллидж. Отец сказал, что так ему будет ближе до работы — он преподавал в Нью-Йоркском университете. Но я знал, что переезд был вынужденным: после той аварии от нашей семьи отвернулся весь город. Я так и сказал отцу, на что он ответил: «Сынок, там на санках каталось множество ребят, и любой мог оказаться на пути той машины. Просто это случилось с тобой». Как и я, отец слабо в это верил. Он знал: если какому ребенку и суждено было стать причиной аварии со смертельным исходом, так это мне.

Твой отец был ученым?

Он занимался научными исследованиями. В области молекулярной биологии. Говорил, что наука — луч прожектора, который становится все шире и освещает все большую часть вселенной. Но по мере того как расширяется луч света, растет и окружность тьмы вокруг.

Я считал, что это сказал Альберт Эйнштейн.

На новом месте мне было одиноко, друзей я не завел, и родители купили мне собаку, таксу. В мои обязанности входило о ней заботиться: выгуливать, дрессировать. Это было интересно — попытаться выяснить, какой у нее мозг. Ответ: почти никакой. У таксы был нос, который, на первый взгляд, и выполнял роль мозга. Главной функцией носа/мозга была обработка запахов. Обзаведясь щенком, я стал обращать внимание и на всех прочих собак: те обнюхивали друг дружку и вдыхали урологические коды, оставленные другими собаками у оснований фонтанов, деревьев, шахматных столиков и так далее. Что они дальше делали с этими сигналами, было мне неведомо. Возможно, у них начиналось своего рода общение. Как по мейлу. Собаки улавливали обонятельный сигнал, отправляли свой ответ и бежали дальше. Дело было в Вашингтон-сквер-парке, куда приходило множество собачников. Там была площадка для выгула собак — в этом городе для любого занятия предусмотрено распланированное пространство.

Ты изъясняешься, словно коренные ньюйоркцы.

Мой коротконогий щенок пытался участвовать в играх на собачьей площадке. Забавно было наблюдать, как он вразвалку ковылял за какой-нибудь большой собакой, а та успевала пробежать мимо него в обратную сторону, пока он еще не сподобился развернуть свое сосисочное тельце.

Какую кличку ты дал своему щенку?

До этого дело не дошло. Я поймал себя на том, что не уважаю своего питомца. И вот почему: его было невозможно оскорбить, что указывало на слабоумие. Пес никогда не обижался — как его ни обзывай, как ни дергай за поводок. Как-то раз я выгуливал его в парке — университет предоставил нам квартиру на западной стороне Вашингтон-сквер. С этой стороны росло больше деревьев, отчего здесь было сумрачно, тихо и уединенно. То, что я вам сейчас расскажу, — не эпизод из «Тома Сойера».

Я это предвижу.

Под скамейкой розовело что-то похожее на «спалдинг»[13] — дорогостоящий резиновый мяч. Но уверенности не было. Опустившись на колени, я запустил руку под скамью, чтобы убедиться, и, по всей вероятности, не удержал поводок. До меня донесся вопль моего пса — истошный, противоестественный тенор, совсем не собачий… обернувшись, я увидел, что поводок плывет по воздуху. Не знаю почему, но я ухватился за него — чисто рефлекторно — и почувствовал, как мне в руку биением пульса передаются удары крыльев ястреба, который и сцапал моего песика. Да, это был ястреб, краснохвостый сарыч! Вы скажете, что я мог бы дернуть поводок вниз, чтобы вырвать собаку из лап хищной птицы, а то и притянуть ястреба к земле, если тот не отпустит беднягу, но острые когти уже впились в шею таксы, и на мгновение мне открылась жестокость природы. [Задумывается.] Да, я столкнулся с безжалостной, настырной ритмической силой, не имеющей ни мозга, ни идентичности. С минуту я удерживал ястреба в подвешенном состоянии, пока тот молотил крыльями, не в силах подняться ввысь. Боюсь утверждать, но меня самого, если не ошибаюсь, тоже потянуло кверху, я поднялся на цыпочки и в конце концов, не удержав поводок, увидел, как ястреб стрелой взмыл на вершину дерева, откуда поводок свесился, как лоза, а моего щенка обездвижил шок, когда птица прижала его шеей к ветке дерева и стала выклевывать глаза.

Почему ты отпустил поводок? Ястреб оказался сильнее? Сколько тебе было лет?

Семь, восемь — точно сказать не могу. Но я стараюсь припомнить, в какой момент почувствовал, что проку от меня не будет. Быть может, я до смерти перепугался? Или понял, что собаке пришел конец уже тогда, когда в нее вонзились когти? Как знать? Возможно, из благоговения перед миром Божьим я просто признал свое поражение. Отступив назад, я стал смотреть, что происходит на дереве. Ястреб даже не удосужился взглянуть вниз, а наша с ним борьба прошла для него без последствий: он рвал собачонку так, будто меня и вовсе рядом не было. До сих пор не могу забыть ощущение пульсации этих крыльев в моей тщедушной груди. Но домой все-таки вернулся в слезах. Я сам виноват. Прямо так и сказал. Ранний Эндрю. Полагаю, вам интересно про детство.

Пожалуй… оно весьма показательно.

Накануне нашего отъезда в Калифорнию Брайони притащила домой беспородного кобеля и заявила, что нужно его взять с собой. Кстати о собаках.

Когда это было?

По кампусу слонялось множество собак. Студенты выпускали их побегать и в конце концов забывали про них. Брайони сказала, что этот пес так умильно на нее смотрел, что устоять было невозможно. Большой, вислоухий, черный с белыми отметинами. В пути он ставил лапы на спинку водительского сиденья и мокрым носом тыкался мне в шею.

С какой целью вы отправились в Калифорнию?

Она дала ему кличку — Пит. «Сразу видно: это Пит, верно?» — сказала Брайони. Встав коленями на переднее сиденье, она перегнулась через мое плечо, чтобы приласкать этого мерзкого кобеля. «Да, — сказала она ему, — это имя тебе подходит».

А я был во власти такого собственнического чувства, что не желал делить Брайони ни с кем, даже с глупым бродячим псом. Мне хотелось полностью владеть ее вниманием. Вслух я ничего не сказал, но затаил досаду, как будто меня взяли в поездку наравне с дворнягой, которой сейчас Брайони порывисто отдавала свою ласку.

Зачем вы отправились в Калифорнию?

Меня не примирило с действительностью даже то, что с нами, точнее, с Брайони, распрощался упырь — на тротуаре перед своим общежитием.

А имя у него было?

Понятия не имею. Наверное, Дюк. Как же еще? Она легонько поцеловала его в губы, погладила по щеке, а вернувшись в машину, захлопнула дверцу, обернулась и долго махала ему рукой. Внутренний голос твердил мне: «Гони!» Как герой — таксисту в фильме тридцатых годов. Тот голос, что звучал у меня в голове, стал определяющим: я был из другого поколения. Я не принадлежал к их времени. Я не обладал этой девушкой на законных основаниях.

Естественно, у нее в этом вопросе было право выбора.