Зачарованное сердце - Барбара Картленд

— Ты же не собираешься заняться поиском мужа для меня? — спросила Синтия. — Может, лучше постараешься для себя?

— Боюсь, он для меня слишком молод, — вздохнула Сара. — И вообще, ты можешь представить меня постоянно живущей в деревне? — Сара встала и прошла к окну. — Знаешь… — вдруг произнесла она задумчиво, — я думаю, какие мы дурочки, что предпочитаем дымный, душный, суетный город этой красоте. Но ты ведь знаешь причину, правда? Настоящую причину! — В голосе Сары звучали серьезные нотки.

— Нет. И что это? — спросила Синтия.

— Мы одиноки. Женщины, которые цепляются за городскую жизнь, одиноки. Да, чертовски одиноки. Легко смеяться, шутить и презирать мужчин или женщин, осевших в деревне и обретших там счастье, но в душе мы им завидуем… Так уж мы устроены — завидуем их счастью и благополучию.

На мгновение повисла тишина, затем Сара повернулась, улыбаясь:

— Я зануда, дорогая, да? Пойдем, покажешь мне мою комнату. Мне нужно распаковаться и умыться — я ужасно грязная.

— Грейс все распакует за тебя, — сказала Синтия, — так что можешь не спешить. Хотя, если хочешь умыться, идем.

Она направилась к двери, Сара последовала за ней.

— Думаю, комната будет такой же очаровательной, — заметила Сара. — Я никогда не представляла тебя в подобном месте. Не знаю почему, но ты выглядела такой строгой и деловой в своей униформе. Я не ожидала увидеть дом из волшебной сказки, весь в прозрачно-нежных тонах, как восхитительная акварель. Хочу посмотреть все: фарфор, старинное серебро и, конечно, картины.

У двери она остановилась перед большим полотном, написанным масляными красками.

— Боже, какой прекрасный дом! — воскликнула она. — Он здесь недалеко?

— Это Бетч-Вейл, — спокойно ответила Синтия. — Раньше он был моим домом. Довер-Хаус часть поместья.

— Бетч-Вейл… — повторила Сара. — Что за чарующее название и какой прелестный особняк! Как ты пережила разлуку с ним?

— Мне пришлось!

— И кто его купил?

— Человек по имени Роберт Шелфорд.

— Что он собой представляет? — поинтересовалась Сара.

— Я едва знаю его.

— Должно быть, он очень богат. Старый?

— Нет.

— Женат?

— Не думаю.

Синтия заметила интерес, блеснувший в глазах подруги.

— Я хотела бы с ним познакомиться… Здесь недалеко?

— Около двух миль.

Сара внимательно посмотрела на нее:

— Дорогая, не будь такой равнодушной. С этим мужчиной что-то не так?

Синтия пожала плечами:

— Ничего. Просто мне мистер Шелфорд неинтересен.

Но Сару нелегко было ввести в заблуждение.

— Дорогая, ты плохая лгунья. Ты можешь не любить мужчину, но испытывать к нему безразличие?! Это уж слишком! Я хочу с ним познакомиться!

— Боюсь, ничего не выйдет… пока ты здесь.

Сара улыбнулась, весело, озорно и обезоруживающе.

— Посмотрим… — тихо произнесла она. — Посмотрим!

Роберт Шелфорд вошел в дом и, остановившись в огромном холле, огляделся. Глаза его наслаждались резными дубовыми панелями, высокими оконными проемами с геральдическими витражными стеклами, резными позолоченными рамами зеркал, каменной кладкой камина и прекрасными старинными, слегка поблекшими от времени коврами, покрывавшими натертый до блеска паркетный пол.

Знатоки заверили Роберта, что холл в Бетч-Вейле безупречен, но для него он значил гораздо больше, чем просто нечто совершенное. По какой-то причине, которую он сам не мог себе объяснить, этот дом внушал ему чувство полного удовлетворения, как никакой неодушевленный предмет раньше. Временами Роберт Шелфорд ловил себя на мысли, что думает о доме как о живом существе. Он любил его, и это было истинной правдой.

Роберт прошел по холлу, ласково прикасаясь руками к вещам, поправляя картины. Кто-то окликнул его с верхней площадки лестницы, он остановился и поднял голову. По широким ступенькам спускалась невысокая полная чернокожая женщина со сморщенным от старости лицом.

— Привет, Зелли, что ты хотела? — Роберт Шелфорд тепло улыбнулся ей.

— Масса Роберт! Масса Роберт! — выкрикивала негритянка, спеша вниз. Одолев последние несколько ступенек, она подбежала к нему, часто дыша. — Масса Роберт, она приехала!

— Она? — резко переспросил Роберт и тут же понял. — Когда она приехала? Почему не дала мне знать?

— Она говорит, что послала телеграмму или вроде бы это сделала ее горничная. Наверное, она послала ее не по тому адресу. Эта горничная — глупая женщина, я уже поняла. От нее не будет никакого толка!

— Не беспокойся о служанке, — раздраженно сказал Роберт. — Где она сейчас?

— В комнате для гостей. Я спросила, не хочет ли она чего съесть или выпить, но она отказалась. О, масса Роберт! Она такая красавица!

Зелли продолжала говорить в пустоту, потому что Роберт уже пересек холл и большими шагами направился по широкому коридору, ведущему к комнате для гостей. У двери он остановился на мгновение, чтобы немного успокоиться, затем, сделав глубокий вдох, повернул ручку и вошел.

Это была большая комната с огромным окном, выходящим на озеро. Солнце светило сквозь ромбовидные витражи, и девушка, стоявшая в его лучах, как показалось Роберту, вся светилась, словно была пришельцем из другого мира. Она повернулась, и он увидел ее лицо. Закрыв дверь, он медленно направился в ее сторону. Остановившись рядом с девушкой, мгновение смотрел на нее в полном молчании.

Девушка была не очень высокой, но идеально сложена, и лишь ее глаза, окаймленные тяжелой бахромой ресниц, казалось, нарушали общую картину — они были слишком большими для сердцевидного хрупкого личика. Девушка сняла шляпу, и солнце пронзило красновато-золотистыми лучами ее темные волосы. Кожа цвета магнолии выдавала в ней уроженку Южной Америки — только там можно встретить этот оттенок у самых красивых и юных женщин. Она была очень молода, но имела осанку и утонченность, совершенно недоступные англичанкам того же возраста.

Она ждала, не смущаясь и не удивляясь испытующему взгляду Роберта. Затем, наконец, сказала улыбнувшись:

— Я Микаэла.

— А я… я твой отец. — Голос Роберта споткнулся на последнем слове.

Микаэла протянула руку, маленькую, нежную, с длинными тонкими пальцами. Роберт нежно подержал ее в обеих руках, затем поднес к губам.

— Добро пожаловать домой! — просто произнес он.

Микаэла вновь улыбнулась, и Роберту показалось, что он никогда не видел ничего более прекрасного: ее красота, оживленная улыбкой, была еще более совершенной, чем в покое.