История волков - Эмили Фридлунд

– Я расскажу про тебя Лео, – сообщила Патра. – Он был уверен, что в такой глуши вдали от города обитают одни старые хиппи да отшельники. И еще он велел опасаться местных медведей и мошенников.

– Они без ошейников! – кивнул Пол.

– А кто такой Лео? – спросила я. Мои глаза слезились.

– Папа! – пояснил Пол.

– Он сейчас на Гавайях, – добавила Патра. – У него мартовский период активности в поисках протогалактик. Он вычерчивает карты неба.

– А, Гавайи, – кивнула я. Это я произнесла таким тоном, словно хотела сообщить, что и сама побывала там недавно, что тамошняя еда ужасна, а местные крайне неприветливы. И пожала плечами. Словно я за свою жизнь и так уже много времени потратила впустую в поисках протогалактик на тропических островах.

– Да, кстати! – обратилась ко мне Патра. Она разматывала вилкой и ножом спутавшуюся лапшу в тарелке Пола и раскладывала ее длинными параллельными канатиками. Она остановилась. – Нам надо позвонить твоей маме, правильно? Надо сказать, где ты, на тот случай, если она готовит тебе ужин. Вот! – Она сунула руку в карман и вытащила что-то продолговатое. – В лесничестве есть вышка, – она махнула рукой куда-то назад. – И еще Лео установил мощный усилитель на крыше. Надо выйти на веранду – там прием лучше, если встать рядом с телескопом! – Помолчав, она добавила: – Иногда.

Осторожно я взяла протянутый сотовый телефон. Он оказался тяжелее, чем я подумала, оценив его на вид. Много лет спустя я нарочно зашвырну свой сотовый в реку: я задолжала провайдеру такую сумму, что мою симку просто отключили, и телефон стал бесполезен. Но в те времена я еще никогда в жизни не держала в руках сотовый. Я на минутку присела на стул и взвесила его на ладони, потом стала рассматривать округлое пластиковое тело и шершавую веточку антенны. Потом, осторожно, опасаясь сшибить что-нибудь со стола большими рукавами своей куртки, я отодвинула стул и вышла из комнаты на веранду.

Уже почти совсем стемнело. На прохладном вечернем воздухе моя куртка невероятным образом стала легче, почти растворилась. Я стояла не шелохнувшись и ждала, когда глаза приспособятся к шуршащей темноте. Удивительное дело: среди вечерних теней телескоп казался живым существом. Огромная продолговатая птица – вроде цапли-мутанта – примостилась на деревянной планке, вперив в меня один глаз. Но я проигнорировала телескоп и устремила взгляд на озеро. Последние островки льда исчезли, и бледные лучи зашедшего солнца отбрасывали темные всполохи на покрытую рябью водную гладь. Суетливая гагара нырнула под воду.

Наконец, потянув так время, я перевела взгляд на родительскую хижину.

Никто не зажег там свет, но в этом ничего особенно и не было. Отец, это уж точно, попивал пивко в компании Тихони в мастерской. Обычно почти все вечера напролет мама сшивала лоскутные одеяла за столом у печки, пока не становилось так темно, что она то и дело всаживала иголку себе в пальцы. А потом, словно удивившись, словно шокированная тем, что вот и еще один день прошел – очередной день иссяк, – она зажигала фонарь или запускала генератор в чулане, от которого работала потолочная лампа на кухне. Причем делала это так, словно ее обидели.

– И почему ты мне не сказала, что уже стемнело? – возмущалась она, если я оказывалась рядом и доделывала последние крохи домашнего задания. Не знаю, почему мне доставляло такое удовольствие видеть, как ночь вот так незаметно вползает в дом. Как не знаю, какое это вообще имело ко мне отношение, – но правда в том, что я почти всегда знала, что уже темно, и у меня было такое ощущение, что я раз за разом заманиваю маму в одну и ту же ловушку.

«Попалась!» – думала я.

Хотя в этом месте озеро сужалось, но все равно если топать вдоль берега, то до хижины родителей было мили две, а если прямиком через лес – то идти пришлось бы час. Наша хижина, с крышей, наполовину обложенной кровельной плиткой, со стенами, подпертыми поленницами дров, темнела за соснами. Черная, чавкающая под ногами тропка вилась от нужника к мастерской, а оттуда к входной двери. Размеры нашей хибары – шестнадцать на двадцать футов, включая комнату родителей и мой «лофт», включая все жилые помещения вместе с железной печкой и сколоченным из старых досок столом. Сама измеряла. Вечер был темный, и я могла различить только вьющийся дымок над трубой. Я едва видела черные силуэты псов, скользящие в тенях под соснами.

А за спиной четко слышались голоса. Звяканье вилок о тарелки. Мой ужин остывал.

Я нажала наугад несколько кнопок и прижала телефон к уху. Я вообразила, что Патра стоит позади меня, и набрала побольше воздуху.

– Нет, мам, я в порядке! Буду дома через пару часиков. Нет, они милые! Патра и Пол. Они хотят, чтобы я осталась у них после ужина. Они хотят сыграть со мной в «Рыбака и рыбку». Они хотят, чтобы я почитала ребенку и посмотрела с ним «Волшебника из страны Оз» на DVD. Они хотят угостить меня попкорном. Нет, я не знаю, чем они тут занимаются. Она вроде астроном – или это ее муж астроном. Нет, ничего таинственного в этом нет, это же наука, это научная работа. Изучение звезд. Нет, меня не похитят – их же двое: мать и сынишка, они не члены секты, они не хиппи, ничего опасного! Они милые безобидные люди. Им требуется помощник и наставник. Им нужен кто-то, кто научит их жить в лесу!

Чем я и занялась. В апреле я начала брать Пола на прогулки в лес, пока Патра вычитывала рукопись мужа. Распечатанные страницы лежали стопками по всему коттеджу, на кухонной стойке и под стульями. А еще повсюду валялись стопки книг и брошюр. Я подсмотрела названия: «Предсказания и обещания: внеземные тела», «Наука и здоровье. Ключ к Писанию», «Необходимости космоса».

«Просто несколько часов побудьте вне дома», – такое наставление дала Патра. Она вручила мне чипсы и брецели – соленые коричневые крендельки. А еще – синий рюкзак. И воду в бутылочках, книги о поездах, влажные салфетки, книжки-раскраски и цветные карандаши, солнцезащитный лосьон. Это все я засунула в рюкзак. А Пола взяла за руку. Его пальчики были влажные и все время шевелились, точно червячки. Но ко мне он отнесся спокойно, вроде как не испытал шока от прикосновения к моей коже.

Он вел себя не как лесной зверек. И мне не пришлось завоевывать его доверие.

Патра предложила десять долларов в день, поэтому я уволилась с временной работы в закусочной, где мне приходилось ходить в бумажном переднике, приколотом, словно кукольная одежда, к свитеру. По правде сказать, мне всегда было влом убирать со столов оставленные посетителями кружки, тарелки да недоеденные сэндвичи. Еще они оставляли липкие десятицентовики – чаевые. А Патра всегда платила хрустящими новенькими купюрами.

После школы я вела Пола в свое любимое местечко на озере, где гранитные плиты были испещрены крупными блестящими прожилками кварца. На берегу все еще поблескивали остатки ледяных глыб. Огромные чайки парили над нашими головами. Мы располагались на оленьем мху и молча ели брецели. Обычно Пол рылся в своем рюкзачке и потом, вывернув его наизнанку, слизывал крупинки соли с подкладки. Иногда я тайком от него выкуривала сигаретку и швыряла окурок в воду. Минут через десять наши задницы становились влажными, я прятала рюкзак за деревом, и мы отправлялись в обратный путь.