Вторая гробница - Филипп Ванденберг

В палатках и под льняными тентами велась оживленная беседа. За шесть пенсов можно было своими глазами увидеть бычка с пятью ногами и познакомиться с самой толстой женщиной на земле, которая ест на завтрак битое стекло, будто бисквиты, и одним взмахом грудей может сбить взрослого мужчину с ног. У входа на ярмарку играл духовой орган, большой, как цирковой фургон, и так же ярко раскрашенный. Над ним красовалась полукруглая надпись: «Лучшее представление в мире». По бокам разнокалиберных серебристых труб органа стояли четыре полуодетые феи, вырезанные в натуральную величину из дерева. При этом их руки, словно по мановению волшебной палочки, били в барабан и треугольник, их стеклянные глаза на толстощеких яйцах беспрестанно бегали то влево, то вправо, причем вовсе не в такт помпезной музыке. Звучали в основном марши и польки. Девочки, еще никогда не видевшие движущихся статуй, закрывали лица ладонями и верещали, как в «мрачные ночи»[5].

Перед духовым органом, на круглом подиуме, который, как и барабан, был разрисован красными и синими ромбами, вещал респектабельный директор варьете, расхваливая достоинства и уникальность своего аттракциона. На нем были визитка и серый невысокий цилиндр, при этом его закрученные вверх усы энергично подрагивали.

– Леди и джентльмены! Самое сенсационное представление от Новосибирска до Аляски, от Шпицбергена до Огненной Земли! И даже в Америке, где, как известно, есть все, что можно только себе представить, газеты писали об этой программе: «Величайшее представление в мире». Мы даем гастроли только в крупнейших городах мира: в Лондоне, Нью-Йорке, Риме и Берлине, где публика искушена в искусстве. И только сегодня, благодаря исключительным и счастливым обстоятельствам, мы приехали в…

– Сваффхем! – радостно заорали ряды зевак.

– …сегодня мы в Сваффхеме, поскольку известно, что здесь нас ждет самая искушенная в искусстве публика, чем где бы то ни было в Соединенном Королевстве.

Зрители ликовали и хлопали в ладоши от удовольствия. А директор продолжал горланить:

– Подходите, подходите! Представление стоит минимум два шиллинга, но сегодня здесь, в… Сваффхеме, вы платите только шесть пенсов. Подходите! Такая возможность выпадает лишь раз в жизни! Подходите!

Эта речь возымела действие. И стар и млад толпились у входа с вывеской «Уезжайте с нами!», который вел в помещение, освещенное керосиновыми лампами. Каждый хотел увидеть сенсацию, о которой столько говорили, собственными глазами и быть в первых рядах. Среди них была и мисс Джонс в сопровождении Чарльза Чемберса, учителя музыки и органиста из церкви Святых Петра и Павла.

Это был приятный мужчина невысокого роста с кудрявыми седыми волосами. Сразу по приезде мисс Джонс в Сваффхем он начал за ней ухаживать: приносил цветы, приглашал на прогулки и отличался изысканными манерами, так что можно было подумать, что он родился в прошлом веке. Это впечатление усиливалось еще и оттого, что Чемберс носил старомодную одежду; над ним иногда посмеивались школьники, когда он приходил на урок музыки в кюлотах и бархатном сюртуке.

Чувства, которые Чарльз питал к мисс Джонс, были вполне искренними. Он также отмечал благосклонность избранницы к себе, но не ответные чувства. Саре было тяжело представить, что Чемберс способен любить женщину с таким же упоением, с каким он любил Гайдна и Генделя. Поэтому их разговоры часто шли о музыке, а не о чувствах, что вполне устраивало мисс Джонс, но не вносило в отношения любовной глубины.

Сара взяла с Чемберса обещание, что тот пойдет с ней на ярмарку, однако по его лицу поняла, что в таком окружении он чувствует себя не в своей тарелке.

– Вы хотите туда идти? – спросила Сара Джонс. – У вас на лбу написано, как вы от всего этого страдаете!

– С чего вы взяли! – возмутился Чарльз. – С вами любой выход в общество мне в радость.

Но, несмотря на эти слова, ему не удалось утаить правду.

Сара испытующе взглянула на Чарльза.

– Ну хорошо, дабы отдать должное правде, я действительно больше скучаю на ярмарках, чем веселюсь.

– Тогда давайте пойдем в другое место…

Она вдруг замерла. В каких-то семи метрах от них Сара заметила Оуэна Хейзлфорда и Роберта Спинка в сопровождении дочек МакАллена. Они разговаривали, энергично жестикулируя. Казалось, окружающие аттракционы совсем не интересуют их.

Сара потащила Чемберса за фургон.

– Что все это значит? – с любопытством спросил музыкант. – Вам неприятно, когда нас видят вместе?

– Нет же, поверьте мне, на это есть свои причины. – Сара выглядывала из-за фургона, стараясь не упустить из виду четырех молодых людей.

Чемберс склонил голову и возмущенно произнес:

– Конечно, я не имею никаких прав на вас, но все же думаю что вам не стоит меня стесняться!

– Нет, конечно нет! – успокоила чувствительного Чемберса Сара Джонс и положила руку ему на грудь. – Я объясню вам, почему мне приходится прятаться, тогда вы наверняка все поймете.

Этот мимолетный нежный жест вызвал у Чемберса столько восторга, что никакого объяснения ему уже не требовалось.

– Как я вам рассказывала, по приезде в Сваффхем у меня украли все сбережения. Вчера сын хозяина гостиницы, Оуэн Хейзлфорд, который забирал мой чемодан, рассказал, что возле моего багажа видел Говарда Картера.

– Неплохой намек! Я знаю этого парня. Он – одиночка, немного странный.

– Может быть. Я сначала тоже была убеждена, что это решающий довод. Но чем больше я об этом думаю, тем меньше во все это верю.

– Почему? Есть свидетель, который его видел…

– Да, он его видел, но ничего больше!

– И что заставляет вас сомневаться в показаниях молодого Хейзлфорда? Я вас не понимаю!

Сара взяла Чемберса за руку.

– Пойдемте! – По пути она продолжила говорить: – Вы не находите странным тот факт, что Оуэн Хейзлфорд на допросе сказал, что вообще никого из людей не видел? А несколько недель спустя вдруг вспомнил, что видел там Говарда Картера.

– Необычно, конечно, но вполне возможно! Вы же знаете, мисс Джонс, в головах этих мальчишек порой творятся невообразимые вещи. Однако растолкуйте мне, почему вы убегаете от молодого Хейзлфорда?

– Я не знала, что он дружит с Робертом Спинком. И я не хотела, чтобы он понял, что я об этом знаю. Я считала Оуэна остолопом – такому не место в окружении молодого Спинка, который выбирает себе подобных. Да вот, к примеру, дочерей МакАллена. Но Хейзлфорд? Я думаю, он видит в Оуэне идиота и рассчитывает, что тот может ему пригодиться, чтобы использовать его в своих целях.