Дерзкая и желанная - Анна Бартон

Она просто не готова отказаться от Джеймса.

Вместо того чтобы пестовать свои обиды и страдания, она рисовала в воображении его неотразимую улыбку и широкие плечи, а вместо того чтобы вспоминать торопливое прощание, упивалась воспоминанием о его долгих поцелуях и нежных ласках.

Но не страстное сплетение их языков и лихорадочные объятия – хотя и, бесспорно, чудесные – были незабываемыми мгновениями той ночи. Самое волшебное мгновение наступило тогда, когда Джеймс неохотно прервал поцелуй и посмотрел на нее так, словно видел впервые. И взгляд его темных глаз – восхищенный, потрясенный – сказал ей: он тоже испытывает к ней чувства, и не только дружеские – хотя, возможно, он пока этого не сознает.

Оливия умылась холодной водой и расчесала спутанные волосы. Джеймсу не нужна жеманная плакса, он жаждет волнующих кровь приключений.

К счастью, приключения как раз по ее части.

Хватит прятаться в темной комнате и рыдать в подушку. И, во имя всего святого, хватит есть булочки. Она решительно подошла к сервировочному столику, взяла недоеденную булку и выбросила в окно птицам.

Оливия улыбнулась, почувствовав, что прежний настрой мало-помалу возвращается к ней.

К тому времени, когда Роуз пришла проведать ее, Оливия уже позвонила Хилди и оделась к обеду. Служанке удалось уложить ее буйные локоны в простой узел, оставив свободно ниспадать несколько прядок. Роуз разразилась радостными восклицаниями по поводу ее внешнего вида – чересчур уж бурными, на взгляд Оливии. Однако следовало признать, что если не обращать внимания на бледное лицо и припухшие глаза, то и не догадаешься, какая хандра одолевала ее последние два дня.

– Я попросила кухарку включить в меню твою любимую жареную ветчину, – сказала Роуз. – А она еще предложила приготовить пирожные, которые ты любишь.

Ах, какая досада! Ладно, можно перестать есть сладкое с завтрашнего дня.

– Это же чудесно! Спасибо.

Роуз протянула Оливии руку и весело воскликнула:

– Присоединимся к Оуэну и Аннабелл в гостиной?

– Да, – бодро улыбнулась Оливия.

– Прежде чем мы пойдем, могу я попросить тебя об одолжении?

– Конечно.

– Я обдумала ваше с Беллой предложение насчет визита к тете Юстас, и, полагаю, отдых от городской жизни как раз то, что мне нужно, поэтому хочу поехать как можно скорее.

– Мы можем отправиться хоть завтра.

Оливия покачала головой.

– Ты прелесть и самая лучшая сестра на свете, но я намерена поехать одна… хотя, полагаю, все же придется взять по крайней мере Хилди.

Роуз подозрительно сощурилась.

– Ты говоришь так только потому, что не хочешь, чтобы я пропустила остаток сезона?

– Дело вовсе не в этом. Но я пребывала в отвратительном настроении и совсем не желаю вынуждать тебя терпеть это еще целых две недели. Да и, честно говоря, я бы предпочла побыть наедине со своими мыслями. – У Оливии, разумеется, были иные причины, но чем меньше Роуз будет знать, тем лучше.

Сестра явно слегка разочаровалась, но кивнула.

– Так о каком одолжении ты хотела попросить?

– Помоги мне уговорить Оуэна, чтобы разрешил поехать. – Оливия нервно покусала губу: брат может быть ужасно упрямым, это у них семейная черта. – Он намекал, и не особенно тонко, что мне давно пора замуж, и не одобрит мое желание прятаться в деревне.

– Значит, мы должны убедить его, что это необходимо для твоего счастья, – заключила Роуз.

Сердце Оливии забилось быстрее.

– Вот именно.

– Уверена: можно рассчитывать и на помощь Аннабелл, – добавила сестра. – Это ведь была ее идея.

– Я напишу тете Юстас сразу после обеда и сообщу, что приеду в конце недели.

Оливия не могла поверить в свою дерзость.

Но если предательство матери и самоубийство отца чему-то ее и научили, то первый из уроков – никогда не знаешь, сколько времени тебе отпущено провести с теми, кого любишь. Она не может позволить Джеймсу уехать в Египет, пока он не признает, что между ними что-то есть. Особенно после того Поцелуя.

На ее счету имелся внушительный список приключений, но это… это затмит их все. Чувство вины, надежда и приятное возбуждение в равной степени теснили ей грудь.

Сегодня их с Джеймсом разделяет несколько графств, но это не продлится долго.

Джеймс сидел в темной сырой пивной таверны Хейвен-Бриджа, где, несмотря ни на что, царила оживленная атмосфера, и болтал со своим кучером и несколькими деревенскими жителями, которые помнили его с прошлого раза, когда он навещал дядю Хэмфри. Когда же это было? Четыре года назад? Или пять? Давненько. Дядя Хэмфри был ему почти как отец, привил любовь к древностям и поддерживал их с Ральфом всем, чем только мог. Приезд в Хейвен-Бридж был как возвращение домой.

Когда Джеймс прибыл в маленькую причудливую деревушку три дня назад, уже вечерело. Он бросил Айану несколько монет, велел позаботиться о лошадях, заказать обед и выпить пинту-другую, а сам бегом помчался вначале по дороге, а потом по крутой тропинке, которая вилась к вершине поросшего травой зеленого холма. Он удивился, что так легко спустя столько лет отыскал место, которое любил в детстве, и достиг вершины как раз вовремя, чтобы полюбоваться огненно-оранжевым закатом над синими вершинами холмов. Прелестные каменные ограды змеились вдоль сочных полей, где паслись в великом множестве овцы.

Он полной грудью вдохнул бодрящий деревенский воздух и, наблюдая, как солнце опускается за горизонт, подумал, что долгие и утомительные три дня пути того стоили.

Конечно, потом он чуть не покалечился, спускаясь с холма назад к таверне в кромешной тьме, но зато было что порассказать в пивной, куда зашел позже тем же вечером.

На следующий день Джеймс отправился навестить дядю Хэмфри, надеясь, что старик здоров и бодр. Дядюшка сильно похудел и ссутулился, но ум его оставался все таким же острым. Он предлагал Джеймсу остановиться в его коттедже, но тому не хотелось стеснять старика, поэтому он предпочел гостиницу. Воображение рисовало ему картины лета, когда по утрам можно обследовать местность, днем – беседовать с дядюшкой Хэмфри, а вечера проводить в пивной.

Жизнь была прекрасна – настолько прекрасна, что он почти позабыл про запечатанное письмо, которое по-прежнему лежало в нагрудном кармане сюртука. Чего он не мог выбросить из головы, так это обиды и разочарования на лице Оливии в день его отъезда из Лондона.

Но ведь, уезжая, он как раз и думал о ней и ее интересах. Теперь она свободна наслаждаться вниманием других молодых людей и флиртовать в свое удовольствие. Он сделал большой глоток эля, который почему-то вдруг показался ему горьким.

– Куда отправишься сегодня, Эверилл? – Рудокоп с седой бородой опустился на скамью напротив Джеймса и грохнул своей полупустой кружкой о деревянный стол.