Когда плачут ангелы - Арина Бугровская

Арина Бугровская

Когда плачут ангелы

Малыш проснулся и открыл глаза. Хотя глаза открывать было вовсе необязательным. В этом пока нет необходимости. Этими глазами ничего не разглядишь. Но в последнее время он всё чаще так делал: когда не спал, открывал глаза.

«Ты здесь?» — поинтересовался он.

«Здесь» — тут же был ответ.

Ангел всегда рядом. Но Малыш каждый раз спрашивал. Это было такое приветствие.

«Я буду рад отдать тебе всё своё внимание».

«Потом. Чуть позже», — дал знать Малыш, и Ангел не настаивал. Он не мешал Малышу познавать жизнь.

Конечно, таких слов, как «ангел», «здесь», «позже» и другие, Малыш не произносил, да и не знал их по большому счёту, они общались друг с другом мысленными образами, точными и яркими, до которых самым удачным человеческим словам далеко, как до луны.

То место, в котором Малыш жил, ему представлялось мамой-домом, он как-то так его мысленно и называл.

Мама-дом была живая, тёплая и большая. Она окружала его со всех сторон и давала всё, в чём он нуждался. Он видел, (не теми глазами, которые открыл), как по живым, толстым и тонким ниточкам, к нему течёт жизнь. Эта жизнь состояла из маленьких шариков и лепёшечек, и мама-дом старалась, чтобы у Малыша всего этого было вдоволь.

Но за маму-дом он часто беспокоился. Он знал, что иногда ей тяжело и страшно, и Малышу тоже становилось тяжело и страшно, а по нитям тогда вместе с добрыми шариками и лепёшками текли острые колючки и больно били его.

Но он знает, что мама-дом не желает ему зла, просто где-то там, кто-то огромный и недобрый обижает маму-дом. Малыш в такие минуты настораживался и терпеливо ждал. Иногда мама-дом долго не могла успокоиться, Малышу казалось, что плохое никогда уже не закончится.

«Скоро?» — спрашивал он у Ангела, но тот молчал. Это значило, что он не знает.

Сегодня мама-дом была спокойной.

«Поиграем?» — спросил Малыш у Ангела.

И Ангел тут же откликнулся. Он предлагал много интересного, но Малышу больше всего нравилось рисовать.

Ангел бросал краски, тысячи, а может миллионы оттенков, а Малыш едва уловимыми движениями пальцев создавал картины. Ангел считал, что его картины гениальны. Малыш и сам это знал, но не тщеславился и не гордился.

Сегодня у лучшей подружки Вики день рождения. Отмечать своё девятнадцатилетие она решила в любимой кафешке, и Маша готовилась повеселиться от души. Давно она уже не гуляла с девчонками. А всё семейная жизнь! Как вышла замуж, так и забросила тусовки. Витька больше любит дома поваляться на диване. А Маша любит там, где Витька.

Но муж вот уже неделю в командировке. Маша и заскучала одна. Но сегодня будет весело.

Маша весь день посвятила себе. Кажется, готова. Так хороша, что хоть целуй себя в зеркало. Жаль, что Витька не видит. Повернулась боком — и живота почти не видать. Удачное платье скрыло всё.

…Когда за счастье подруги подняли бокалы, Маша заколебалась, может, не стоит? Но музыка и веселый шум заглушали серьёзный рассудительный голос. Действительно, что там от одного бокала будет? Тем более, не надо портить праздник, все же собрались веселиться.

Малыш почувствовал, как приятное тепло пульсирующими толчками расширяет его сердце. Потом снова и снова. Он открыл глаза и прислушался к себе. Сначала ему показалось, что стало гораздо лучше, такого жара он ещё не чувствовал, и жар приятный. Но потом понял, что этот жар нарастает и готов сжечь его. Своими «другими» глазами он увидел, что в ниточках-жилах происходит непривычная картина.

«Мне страшно!»

Но Ангел промолчал. Значит, он не может помочь.

Малыш не умел защищаться сам. Поэтому он опустил голову и терпеливо стал ждать, пока яд уничтожает его головной мозг.

Маша проснулась с ужасной головной болью. Открыла глаза, комната противно поплыла куда-то в сторону.

«Боже, зачем я столько выпила?»

Она смутно припомнила, как весело было вчера, как вечеринка всё не заканчивалась, приходили друзья, выкрикивали шуточные тосты, и как она почти забыла, что беременна.

Малыш не хотел играть. Ангел брызнул перед ним красками. Малыш слабо пошевелил пальцами. Зачем столько? Он выбрал одну и поелозил из стороны в сторону. Спать хочется… Ну их.

— Вставай, кому говорю, — Маша в раздражении скинула с сына одеяло. — В школу собирайся.

Васька сел в кровати, протёр глаза. Школу он терпеть не мог.

«Да пошло оно всё… — в раздражении подумал он. — Каждый день в школу. И кто её придумал?»

Мать усадила младшую дочь на колени, и, пока натягивала ей на ноги колготки, та читала первое, что попалось на глаза:

— Ко-ло-бо-к.

Значит, на глаза ей попалась книжка со сказками.

— Сестре три года, а уже читает, а этот оболтус ни бэ, ни мэ. Стыдно на родительские собрания ходить.

— Не ходи. Кто тебя просит? — буркнул Васька.

— Ну-ка, марш в школу, — Маша хлестнула сына по спине детским сарафанчиком.

Ирина Ивановна не очень печалилась, когда школу Васька пропускал. А что проку, оправдывала она себя. Учиться он не учится, только другим мешает. Но сегодня на уроке рисования, проходя между рядами ученических парт, надолго задержалась у Васькиной. Что-то еть в его рисунках. Что-то такое. что заставляет её вновь и вновь подходить к нему. Она украдкой поглядела на его лицо. Всегда равнодушное и, что греха таить, туповатое, оно теперь светилось каким-то особым тёплым светом…

Ангела Васька больше не видел, лишь изредка по ночам ему снились многоцветные брызки, из которых складывался чудесный узор.