Отзывы, или Лев Толстой в Аду - Мария Леонидовна Галеева

Мария Галеева

Отзывы, или Лев Толстой в Аду

— Дорогой поисковичок, ну, скажи, а скажи, сколько нужно времени, чтобы стать знаменитым? — так говорил в бесконечном году, бесконечного месяца, бесконечного числа известный Лев Николаевич Толстой в аду, в который он попал за то, что писал скучные, невыносимо нудные книги ХIX века, которые невозможно было читать и над которыми смеялись все его здравствующие современники, кроме всяких обывателей и простофиль, жалостных писателей, вроде Чехова и прочих чернорабочих, простодурых крестьян и помещиков, которые ни разу ни во что не вникали и миллиметром своих мозгов, зато хорошо учили иностранные языки, выходили замуж и уезжали после революции.

— Лёва, ну что ж ты теперь вздыхаешь, — отвечал ему Николай Гоголь, пришедший навестить его в Тартарары, — ну, как можно было написать такой бред? Ты же понимаешь, что это просто сон, это жирный кот, тоска смертная… я еще никогда не хотел так сдохнуть, пока что-то читал… могу поклясться… потому что ты… Ты совсем не думаешь о читателе, а читатель — он же ещё черт возьми — это непростая фигура!.. его надо развлекать, иногда будить, хоть бы шуточку там какую ляпнуть приличную! А у тебя там разве шуточки, бородатая ты коза! Пхххх… сколько бороду будешь растить! Или она не стрижётся?

— Да как стрижётся? если ад?.. ты вот, тоже, Коля, право, я не знаю… не всем же дано шутить. Этот читатель… я как на душу идёт — так и пишу… Чехову очень нравилось… мне тут так одиноко одному сидеть, охо… я вот старый был — ещё приезжал кто-то: Максимка Горький, поклонницы всякие… а еще и этот был монгол… забыл как его?.. уже и монголы по-русски пишут… я-а-а дурел просто!.. слышь, щас, наверно, уже даже и французы стали по-русски писать… ты был в раю? расскажи, как там наши?

— Да, а с каких это пор они тебе наши? А? Пх-пх-пх-пх…

— Ну, не смейся. Хорош, правда. Что там хотя бы Достоевский?

— Да нормально. Ничего вроде… там же, сейчас, понимаешь, ни пописать ничего, ничего такого, как в прежней жизни… я же тебе рассказывал — они там как бы теперь распределены, ну, по всей планете. Не по всей, разумеется, а там, ну, кто-то в облаке летит… кто-то в березе одной растёт — недалеко, кстати, от Ясной Поляны. Ее там сейчас, правда, какие-то уроды заняли… ну, так вот бишь, а кто-то уже и в костре, значит, где-то сгорел… сложно, очень запутанно они там распределены… по всей России летают, плавают, вступают в реакции. Я последний раз их распределение где-то до середины 20-го прослеживал. Дальше уже — не.

— Мг… ну а как вообще там, это самое, узнают, где они, што?

— Ооой, ну это объяснять долго. Ты все равно не поймёшь, ты ж писатель. Тебе, вон, надо знать только одно, как книги писать. И то в прозе. А остальное уже не твоего ума дело. Ты ж за всю жизнь даже ни одного стихотворения не написал, а? только там песни какие-то корявые… и что? — это разве стихи… а чтобы распределения узнать — ну это там инженеры всякие — теория хао̀са, вычисления…

— Слышь, Коль, а. А как ну, это?.. как ты̀ не растворился, не распределился повсюду?

— Я ж тебе уже сказал. Ты просто не бери в голову. Ой, извини на бороду наступил.

— Да ничего-ничего. Слушай, ну а как ты это?.. прочитал хоть что-нибудь… там Войну или Каренину, может?

— Ой, слушай, Лёв… не — не прочитал… меня хватило только на «После бала» — дальше у меня просто нервы, мозги вскипели!.. напухли как колбаса щас из этих печей!.. тьфу-тьфу-тьфу… я… ты просто тоже обиду не держи. Я просто, когда слышу, шо там начинает нести твой Болконский — у меня просто изнутри все начинает лезть… как у резиновой этой игрушки… закипает бульон, я вываливаю язык… вот так э-э, смотри, как собака вываливаю язык э-э-э! — мне становится противно, плохо… не могу! хоть убей не могу, клянусь!.. может, тебе хоть жанр сменить попробовать?

— Да как же так-то, а! Черт!.. 12 лет жизни псу под хвост!

— Д!.. д погоди ты! Что сразу под хвост..

— Пойду утоплюсь в Геену!!

— Д подожди ты, а! Я прочитаю ещё, дойду там до всяких мест… Я и греков когда читал, тоже думал везде чертовня такая…

— Скажи, ты уверен, что на Земле — ее там прям точно любят?

— Кого, войну и мир?

— Мы, ы…

— Да конечно любят, наверно… я не знаю просто, а-а… но в Америке, на западе черт как любят!.. ни одного кино без неё нет!

— Правда?!

— Ну-у, да… ну, если про Россию только…

— Какое ж счастье! Слава богу… И ничего, что мне тут так тяжело… теперь все оправдано!

— Нелегко тебе тут, да.

— Ох, не говори… во этот костюм крестьянский — будь он проклят сволочь! — врос уже по самое не горюй! У-ух, уже утонул во мне, паскуда!.. уже сквозь дерму, сквозь все прошёл… я уже чувствую как по нем кровь из венок катается… гнида собачая, на кой черт я его на ту фотосессию надевал!.. ох, мамочка моя Изида!.. моль, понимаешь, моль, что на нем жила — она теперь проснулась там как-то воспряла… летает по мне внутри как в оранжерее… садится на легкие, гадит везде, шуршит!.. я, бывает, хочу поесть — она через рот лезет — из ушей летит — крылатая чертовщиха!.. не дай Бох тебе испытать такое.

— Да-а…

— Хотя… ты тоже, слыхать говорят, натерпелся.

— …Мугу… я диву даюсь!

— Что?

— Ты и в жизни такой!

— Я?

— Ну, в смысле: в загробной.

— Ты о чем?

— Тебя ж не заткнешь!

— Ну и? А почему я должен молчать, если ты пришел? Когда ещё суда хоть одно живоподобное существо заявится?

— Не понимаю, как тебя могли читать в ХХ-м веке… хотя, может быть, и понимаю.

— А? Что?

— Щас вот слушал на википедии бред, который ты несёшь, про войны и государственное устройство… я не могу… тебя там называют чуть ли не царем всего, что вообще было написано на русском, а ты кто такой вообще? Ты же простой черт! Дьяволёнок! Обычный трудовой муравей в аду.

— Ц… я виноват, что я не могу на месте усидеть… у меня все копошится внутри, я уже скелет, череп, ветер дует в пустые глаза… надо шо-нибудь взять,