Похищение сабинянок - Борис Косенков

– Убери-ка свой кумпол, парень!

Джерри с трудом разлепил тяжелые веки. Ох, и здорово же вчера гульнули! Правда, повод был что надо: в кои-то веки Джерри Скотт, самый захудалый репортер самой блистательной газеты Северо-Запада, получил захватывающе интересное, многообещающее (и читателям, и ему самому) задание. Даже сейчас одно воспоминание об этом наполнило его душу радостью и гордостью.

Однако в чем дело? Чего хочет этот неотесанный бугай в сногсшибательно пестрой рубашке?

Бугай протянул свою огромную лапищу, крепко сдавил стальными пальцами подбородок Джерри и повторил:

– Убери свою тыкву с прохода. Дай пройти леди!

Очаровательная стюардесса, профессионально удерживая на губах улыбку, успокоила:

– Ничего, ничего! Мне нисколько не мешает ваша голова. Отдыхайте…

Но Джерри уже встал. В мозгу у него словно бы щелкнул тумблер, и на засветившемся экране памяти появился цветной слайд: грузный, голый по пояс парень, приветствуя зрителей, поднимает кверху бугристые от мускулов руки в боксерских перчатках. И надпись: «Великая надежда белых!». Экран мигнул, когда на нем возник новый слайд: искаженное болью лицо с закатившимися глазами. Надпись: «Черный Тигр Робин нокаутировал „белую надежду“ в десятом раунде. Мордашка Джо потерял три зуба и чемпионский титул…».

Джерри расплылся в широкой улыбке.

– Мордашка! Ты ли это? Уже успел вставить зубы?

Боксер, в свою очередь, ухмыльнулся так широко, что, кажется, стали видны даже зубы мудрости.

– Шутник, значит? Ну, что ж, сейчас я тебе дам хороший ответ…

Джерри мигом прикинул шансы. Боксер тяжелее фунтов на десять. И драться умеет. Но в тесноте ему не развернуться. Да и с джиу-джитсу он вряд ли знаком.

Сидевший по ту сторону прохода Мордашка тоже стал было подниматься на ноги, но тут ему на плечи легли две волосатые руки. Громадный, смахивающий на гориллу мужик придавил боксера к спинке кресла и провозгласил рыкающим басом:

– Давно мечтал схватиться с чемпионом по боксу. Ну, что, парень, потянешь против кетчиста?

Боксер, пытаясь вырваться, напрягся всем телом, так что жилы жгутами надулись на покрасневшей шее. Но тщетно. Тогда он расслабился и достал пачку сигарет.

– Угощайтесь, ребята!

Джерри, улыбнувшись, принял предложение. Кетчист, убрав руки, мотнул головой.

– Не балуюсь! И тебе не советую: работе мешает.

Отдуваясь, он вытащил из кармана огромный разноцветный платок, вытер вспотевшее лицо и громко высморкался. Устраиваясь в кресле поудобнее, уже благодушно проворчал:

– Сон только перебили. А лететь еще черт знает сколько!

Джерри откинулся на спинку кресла, искоса бросил взгляд на соседа слева. Тот вроде бы даже не заметил инцидента. Он, не отрываясь, смотрел в иллюминатор, так что были видны только красиво подстриженный, благородно-седой затылок да полоса загорелой шеи над ослепительно-белым, туго накрахмаленным воротом рубашки. Репортер поморщился, достал из заднего кармана брюк плоскую фляжку и, отвинтив пробку, жадно присосался к узкому горлышку. Потом удовлетворенно вздохнул, спрятал фляжку и спросил:

– Что-нибудь интересное, сэр?

Сосед повернулся к Джерри. В его серых, с длинными, как у фотомодели, ресницами глазах светились ум и насмешка.

– Очень даже интересное!

Голос у него был негромкий, неопределенный, чуть сипловатый по тембру, с таящимися где-то в глубине командирскими нотками. Красиво очерченные узкие губы ехидно кривились. Когда он говорил, скулы катались у него под кожей, точно орешки, придавая живинку его слишком правильному лицу.

– Нас встречает почетный эскорт!

Он сделал изящный жест, указывая на иллюминатор. Джерри, перегнувшись через соседа, придвинулся к вогнутому стеклу.

– Чуть сзади…

Внизу сплошным массивом курчавились снежно-белые облака. Наверху, в режущей глаз лазури, истекало апельсиновым соком солнце. А чуть позади, неправдоподобно близко, нависал над фюзеляжем лайнера небольшой черный истребитель без опознавательных знаков.

– Дамы и господа…

В проходе снова вспыхнула профессиональная улыбка стюардессы.

– Прошу пристегнуть ремни и потушить сигареты. Наш самолет совершает посадку…

Ее перебил чей-то встревоженный голос:

– В чем дело?

Ему отозвался другой:

– Что там у вас стряслось?

Боксер вскочил на ноги:

– Мы что, падаем?

Стюардесса попыталась что-то объяснить, но ее уже никто не слушал. Поднялась паника. С ревом моторов сплелись ругань мужчин, истошные вопли женщин, писк и визг детворы. Кто-то ломился в пилотскую кабину, кто-то каблуком ботинка пытался разбить иллюминатор. Потный толстяк в рубашке навыпуск, разрисованной русалками и пальмами, молчаливо и сосредоточенно ломал и корежил свое кресло. Сидящая рядом с ним женщина с деловитостью идиота снимала и отстегивала свои многочисленные перстни, кольца, серьги и броши и одна за другой по очереди глотала их, зажмуриваясь при этом, точно пьющая воду курица. Перед глазами у Джерри все мельтешило, качалось, прыгало и сшибалось, только лайнер, словно библейское чудище, поглотившее весь этот содом, ровно и неуклонно, не отзываясь на гомон и удары, шел вниз, к стремительно проступающим из-под облаков верхушкам пышных тропических деревьев.

Наконец, будто по взмаху невидимого дирижера, разнообразные звуки слились в единый отчаянный вой, к которому Джерри не присоединился лишь потому, что у него перехватило дыхание. Репортер пригнулся, прижался лбом к коленям и закрыл глаза, ожидая скорой встречи с Господом…

Самолет яростно тряхнуло. Короткий пронзительный скрежет будто отрезал все остальные шумы. Наступила такая тишина, что Джерри расслышал, как на виске у него бьется какая-то жилка.

Секунды тянулись удивительно медленно. Самолет снова тряхнуло, он подпрыгнул, слегка накренился и – покатился по возникшей невесть откуда бетонке, постепенно притормаживая.

Джерри поднял голову, огляделся. Никто из пассажиров не шевелился. Время словно бы замерло вместе с застывшим на земле самолетом. Только пылинки весело плясали в лучах солнца, проникавших в салон через иллюминаторы.

Снизу послышалось тихое гудение. Ковровая дорожка, устилавшая проход, сразу в нескольких местах взбугрилась и лопнула. В образовавшихся отверстиях появились тонкие стальные трубы. Из них струился легкий дымок. В ноздрях у Джерри защекотало, тяжелое сладковатое вещество быстро заполнило легкие. Репортер хотел крикнуть, рвануться – но не сумел, только почувствовал, что теряет сознание и безудержно падает куда-то в темноту, в глубокий пустой колодец…