Не отпускай - Лаванда Риз

Я так тебя любила… с самого детства.

И выжила лишь потому, что черпала силы в своём неукротимом чувстве к тебе, дышала, потому что где-то дышал ты, и улыбалась в темноте, зная, что когда-нибудь встречусь с тобой снова. Я присвоила тебе все лучшие мужские качества, потому что ты был этого достоин.

И вот однажды, моя мечта всё-таки осуществилась, счастье, глядя на меня твоими глазами, распахнуло мне свои объятья, возвращая мне мою потерянную вселенную. В одном только твоём имени вмещался весь мой мир Себастьян! Ты дал мне понять, что я любима тобой, и я очертя голову бросилась в этот омут, принимая довольно странные условия. Тогда я ещё не знала, что не всем мечтам позволено сбываться, порой это весьма опасно. Взрослая жизнь, не та, что видится подросткам, она ставит тебя перед фактом ответственности и выбора. Иногда, чтобы доказать свою любовь — приходится расставаться, с болью, со слезами, с покаянием. Приходится вырывать себе сердце и закладывать душу, чтобы тот, кого ты любишь и дальше продолжал дышать. Тот, кого любить больше нельзя. В жизни случаются бури, армагеддоны большие и маленькие. Можно не заметить и оказаться у черты той злополучной пропасти, борясь с желанием прервать свои муки и прыгнуть вниз. Мне же повезло встретить того, кто не позволил мне упасть. Знаешь, ради этого человека, пожалуй, стоило вынести всё то, что свалилось на мою долю.

* * *

Я никогда не была особо послушной дочерью, но мой отец, пожалуй, ненавидел меня даже не за это. Лично мне всё время казалось, что он страшно жалел, что это не я утонула тогда вместо своего брата.

Мой брат близнец Генри, утонул в реке Крут ещё ребёнком, когда нам было ровно по семь лет. Говорили, что обстоятельства его гибели оказались весьма странными, но какими бы они ни были — смерть Генри обернулась для нашей семьи кошмарной трагедией. Я очень отчетливо помню тот ужасный день, когда непоправимо разрушилась наша жизнь.

Это случилось ранней весной. Солнце с утра светило так зазывающе ярко, и Генри нетерпелось запустить воздушного змея, которого ему подарили на наш день рождения. Мне в отличие от него подарили какую-то дурацкую куклу и я страшно завидовала брату, поэтому и сбежала вместе с ним, чтобы тоже поучаствовать в запуске.

В тот роковой полдень за нами присматривала миссис Нэйт, а она частенько любила вздремнуть после обеда, сидя в старом кресле напротив окна, и греясь в лучах солнца, как старый жирный кот. Мы с Генри тихонько прокрались к выходу, представляя себя шпионами, и безмерно радуясь тому, что у нас получилось улизнуть — помчались к берегу. Там у реки было больше открытого пространства, тем более что прошлым летом мы наблюдали как на этом же самом месте один мальчишка бессовестно задаваясь, бегал по берегу со своим змеем. …

…Что-то не получилось, наш змей отказывался воспарить ввысь, а потом и вовсе нелепо кувыркаясь, упал на середину реки. А так как река всё ещё была покрыта слоем потемневшего тяжелого льда — Генри отправился за змеем прямо по льду. Я стояла на берегу, … я видела, как он провалился под лёд, … как барахтался. Ужас и растерянность просто пригвоздили меня к месту, но затем, опомнившись, я бросилась звать на помощь.

… К сожалению, помощь подоспела слишком поздно. Мой брат утонул.

Вот тогда и начался этот кошмар. Наш отец почернев от горя неистово орал на бедную миссис Нэйт, и даже несколько раз ударил её по лицу, а двух охранников, которые вместо того чтобы следить за территорией поместья — играли в гараже в карты, отец и вовсе избил до полусмерти, после чего я их больше не видела. А мама, … мама словно заклякла в своём горе, отгородившись от всего живого. Даже от меня. Она плакала часами, уставившись в одну точку.

Меня перестали замечать вообще, будто меня не существовало, как будто я тоже утонула вместе с Генри.

Я была всего лишь ребёнком, остро ощущая несправедливость, я тоже по-своему горевала, была напугана, но казалось, никому до этого дела не было, словно для них важен был один только Генри. И я оказалась предоставленной самой себе или заботе прислуги.

Мама стала часто болеть, отец пить, а через полгода после гибели брата мама умерла от сожравшей её изнутри хандры. После всего случившегося отец замкнулся в себе окончательно. Иногда мне казалось, что я была просто тенью, особенно я ощущала свою ненужность в присутствии отца. Он не смотрел на меня, не разговаривал со мной, даже для видимости. Вот тогда меня и осенило, что он ненавидит меня за то, что я жива. …

Никогда в жизни я не забуду тех пережитых ощущений, той боли и одиночества, которые легли на мои детские плечи. И если бы не Бас, я не знаю, как бы я выстояла в те дни.

В самый тяжелый период моей жизни у меня неожиданно появился друг, в котором я стала нуждаться как в воздухе. Потому что Бас умел смеяться и дурачиться, а ещё он умел внимательно слушать, забавно при этом хмурясь. Он проявлял внимание и поддержку, и это при том, что он сам был ещё ребёнком. Мне было восемь — ему десять, и завязалась наша дружба тоже довольно странно.

Не получив в свой восьмой день рождения ни подарков, ни поздравлений, ни даже малейшего знака внимания — я убежала из дома, совершенно уверенная в том, что меня никто не кинется искать, что они даже не заметят моего отсутствия. Я очень долго шла, моей целью были развалины старой крепости. Почему я хотела попасть именно туда?

Про крепость Эримор ходили пробирающие до жути легенды — о духах, утаскивающих людей в потусторонний мир, о призраках, о заточенных там в камень ведьмаках, о нечисти, скрывающейся в тех развалинах. И я направилась туда не потому что была отважной, а потому что хотела, чтобы какой-нибудь призрак забрал на тот свет и меня, раз уж здесь я никому не была нужна.

Дойдя до развалин, внутрь я всё же забираться не стала. Усевшись на огрызках когда-то каменных ступеней, я стала просто ждать. Помню, страшно не было, но время от времени меня всё-таки передергивало мелкой дрожью от нетерпения. А когда я услышала шорох за своей спиной, я даже подпрыгнула резко обернувшись. Но это была никакая не нечисть, и даже не призрак — это был всего лишь обычный мальчишка.

— Интересно-интересно, что это ты здесь делаешь, а?! — требовательно и звонко спросил он.

— А ты что?

— Я первый спросил!

— Тебя это не касается, — тяжело вздохнув, пробубнила я.

Несколько минут он просто молча меня разглядывал, затем усевшись рядом, дружелюбно улыбнувшись, протянул мне свою смуглую ладонь:

— Меня зовут Бас!

— Шарлотта, — я осторожно пожала его руку.

— Шарлотта это слишком чопорно и слишком длинно, — усмехнулся Бас. — Сокращенно ведь Чарли?

— Угу.

Наверное это мой понурый вид сподвигнул его тогда на сострадание, потому что следующие его вопросы стали очень серьёзными, полными проникновенного сочувствия.