Серебро ночи. Тетриус. Книга 1 - Татьяна Герцик

* * *

В мрачном предчувствии болезненно забилось сердце. Король Терминуса с силой сжал подлокотники глубокого кресла. После отъезда любимой дочери к мужу в Северстан все шло наперекосяк. Желание защитить Люсию привело к страшной ошибке.

Старый король с горечью положил ладонь на висевший на шее пронзительно-синий Примум, часть магического камня, много веков защищавшего королевский род. Решение разделить амулет на три части оказалось роковым. Отправленный с дочерью второй осколок, Секундо, для Терминуса теперь утрачен. И вряд ли он сможет спасти от невзгод его дочь, отданную в жены королю Северстана Ульриху. Люсия говорила ему об этом, со слезами умоляя не разбивать Инкусс, не послушал. Зря.

В коридоре раздался шум, и король стремительно поднялся, обуреваемый страхом.

В покои вбежал сенешаль с каплями синей крови на тунике. Упал на одно колено, прижал руки к груди и хрипло, с трудом, выговорил:

– Ваше величество, принц ранен!

Король пошатнулся. Сын, единственный сын, наследник престола, ранен?

– Как это произошло? – он старался хранить спокойствие, но голос предательски дрогнул.

– Мы попали в засаду. Разбойников было слишком много. Они рвались к принцу. Только к нему. И он ранен. Рана серьезная. Мы не смогли его уберечь.

– Я понял. Где он?

– В лекарских покоях.

Король стремительно пошел к выходу. До лекарей он дошел быстро и в тоске остановился над израненным сыном. Вся его одежда была залита синей кровью, драгоценной королевской кровью. Принц еще дышал, хрипло и со стоном. Король простер над ним руки, и страшные раны начали затягиваться, кости срастаться. Через несколько минут внешне принц был здоров. Но дышал он все реже и реже, и мертвенно синели губы.

Король бессильно опустил руки.

– Я не смогу вдохнуть в него жизнь. Кровь не лечит кровь. Слишком близкое родство.

Он с горечью посмотрел на кольцо с Тетриусом, третьей частью Инкусса, надетом на палец сына. Осколок не защитил наследного принца от рокового удара. Не смог или не захотел? Возможно ли, чтоб амулет мстил за себя, за свое разделение?

Король поднял голову кверху, печально взглянул на небо и застонал. Он последний в роду. С ним династия королей Терминуса, династия, которой более тысячи лет, прервется. Что будет со страной, с народом?

Подозвав придворных, приказал переодеть сына в чистую одежду, перенести в тронный зал, возложить его на трон и оставить зал пустым. Придворные удивленно переглянулись, но поспешили выполнить приказ.

В последний раз взглянув на сына, король медленно прошел в свой кабинет. Секретарь почтительно склонился в низком поклоне. Король кивнул ему, сел в глубокое кресло и задумался.

– Пишите, Абтерно. Королевский указ.

Секретарь быстро сел к своему столу и взял в руки перо.

– Вы и ваши потомки назначаются хранителями королевской печати. – Абтерно изумленно поднял голову, но тут же ее опустил, спеша записать указания последнего короля Терминуса: – Наместником королевства назначаю Медиатора, моего верного помощника. Над дворянством – герцога Ланкарийского. Наместник не имеет права решать дела дворянства, так же как и глава дворянства не может вмешиваться в решения наместника по управлению страной.

Король еще долго перечислял обязанности и права наместника и знати, Абтерно быстро писал, думая об одном: король разграничил сферы влияния в королевстве, но проложил непреодолимую черту между наместником и дворянством. Кто знает, во что выльется это противостояние в будущем?

Закончив диктовать, король тяжело поднялся и направился в тронный зал. Стоявшие в коридоре придворные низко склонились, приветствуя повелителя. Приказав открыть дверь, король первым вошел в зал.

На троне никого не было.

Раздался крик всеобщего ужаса и изумления.

– Ваше величество, он только что лежал здесь! Мы вышли всего несколько минут назад!

Король положил руку на трон и склонил седую голову.

– Что ж, есть слабая надежда, что королевский род все-таки не прервется.

Узкая дорога, засыпанная мелким речным песком, змеилась по взгорью на запад. Вокруг раскинулись бесконечные поля с желтеющей пшеницей; вдоль полей, нарушая однообразие, тут и там высились одинокие чахло-зеленые кустарники. Пустые поля выглядели неприкаянными, время страды еще не пришло. Дул слабый ветерок, гоняя легкие полупрозрачные облака по небу и вздымая белесую пыль на земле.

По вьющейся меж полями дороге мчалась запыленная дорожная карета гнетущего черного цвета без гербов и геральдических знаков. Лишь по красным полосам на ободьях колес можно было догадаться, что внутри не простые пассажиры. На высоких козлах сидели двое – немолодой молчаливый кучер и коротенький худощавый грум, оба в простых темно-коричневых кафтанах.

Позади к карете был привязан породистый жеребец редкой золотистой масти. Четверка серых лошадей, запряженная в карету попарно, заметно устала, но не сбавляла хода, подгоняемая уверенной рукой кучера. Бежавший налегке жеребец был свеж и игрив, для него длинная дорога была всего лишь приятной пробежкой.

Встречавшиеся на дороге груженые крестьянские повозки испуганно жались к обочине, пропуская экипаж, и простолюдины озадаченно смотрели вслед, не понимая, кланяться им или нет.

Грум с сочувствием посмотрел на уставших лошадей и негромко заметил:

– Их надо менять.

– Доедем до деревни Контрарио, там и остановимся на роздых, – кучер равнодушно взглянул на тяжело дышащих лошадей. – Ничего с ними не станется, и не такие перегоны одолевали. Порода она порода и есть.

Грум беспокойно поежился.

– Ты в самом деле так спокоен или прикидываешься? Меня до печенок пробирает, когда я одно только слово «Контрарио» слышу.

– Послужишь с мое, привыкнешь, – и кучер щелкнул бичом над головами лошадей. Те дружно прибавили ходу.

– Я не слыхал, чтоб маркиз Пульшир был замешан в каких-то скандалах с наместником.

– Он ни в каких скандалах не замешан. – И кучер зловеще добавил: – А вот во всяком другом…

Грум побледнел и испуганно оглянулся на карету. Запыленное оконце позади было пусто, и он, понизив голос, опасливо спросил:

– Крамола, что ли?

Кучер гневно погрозил ему кулаком.

– Помалкивай знай! Не то худо будет! И не тебе одному!

Грум тут же замолчал, судорожно сжимая в руках тяжелый арбалет. Но мало-помалу, глядя на однообразный пейзаж, расслабился и снова заговорил.