Пленница судьбы - Лора Бекитт

Мари стояла на берегу на блестящих от влаги камнях и смотрела на море. Тяжелые волны с привычной размеренностью били в основание скалы. Сегодня было спокойнее, чем вчера, когда бешеный прибой обрушивался на побережье с адским грохотом.

Западная сторона одного из принадлежавших Франции островков близ Уэссана[1] с незамысловатым названием Малые скалы поражала своей безлюдностью и диковатым величием: нагромождения скал, бездонное небо, от взгляда в которое кружится голова, и тревожно звучащее море.

Мари любила приходить сюда именно потому, что здесь никого нет; никто не мешал слушать крики чаек, напоминающих белые молнии, и смотреть на пламя заката, которое окрашивало обглоданные ветрами скалы в яркий коралловый цвет.

Мари Мелен недавно исполнилось двадцать лет, и она со дня рождения жила на острове.

«Мари»… Ей не нравилось это имя, неизысканное, привычное слуху, такое же простое, как пища бедняка — вода и хлеб. Куда приятнее было бы зваться, скажем, Анаис или Камиллой.

Сестре Мари повезло больше — родители нарекли ее Корали. Хотя непохоже, чтобы имя принесло ей счастье…

Вспомнив о сестре, девушка нахмурилась. Она сказала Коре, что ненадолго отлучится, но не объяснила зачем. Должно быть, прошло уже много времени… У здешних жителей не принято праздно бродить по острову и предаваться мечтам, они дорожат каждой минутой.

Бросив последний взгляд на вершины скал, пылающие на солнце, Мари направилась к дому.

Она старалась как можно чаще приходить на эту пасмурную, суровую, привыкшую к порывистым ветрам сторону острова. Когда непогода или работа мешали ей посетить любимый уголок, девушка начинала тосковать, подобно тому, как изгнанник тоскует по покинутой отчизне. Ее влекло сюда нечто неуловимое и неумолимое, возможно, порожденное чувством протеста против той жизни, которой она жила. Протеста, в котором проявлялись живость и дерзость характера, отличавшие Мари от других островитянок.

Она шла по скверной дороге, и в ней закипало раздражение. Россыпь угрюмых домов, решетчатые калитки — только камень и железо, все мрачное и твердое, как и нрав людей, словно сотворенных по образу и подобию земли, на которой они живут. Впрочем, нужно быть упрямым, неуступчивым и суровым, чтобы выстоять здесь, в этом терзаемом прибоем и ветрами краю.

Мари остановилась и окинула взглядом расстилавшееся перед нею пространство. Конечно, и этим местам присуще свое очарование. Где еще встретишь такие обширные пустоши, которые вереск, дрок и клевер окрашивают в розоватые, золотистые и пунцовые тона, где все окутано чудесной тайной и кажется, что сейчас поймешь то, что невозможно понять?

Населяющий остров бедный люд не понимал, что значит «менять наряды»: одежда должна соответствовать времени года и не мешать работать — вот и все. Потому у Мари никогда не было ни красивых платьев, ни тем более украшений.

Почти год назад она вместе с родителями и сестрой съездила на материк, и перед этой поездкой мать сшила Мари и Коре по темно-синему платью с юбкой колоколом, наглухо закрытым воротом и длинными узкими рукавами.

Они отплыли от острова ранним утром, и, глядя на нежно-золотую, как парча, зарю, на сверкающую бликами пелену вод, прорезанную там и сям черными скалами, Мари грезила о радостях грядущего дня.

Все оказалось иным. Городок был мал и застроен все теми же убогими домами из тесаного камня. Началась ярмарка, и улицы были заполнены людьми, a многие пешие шли с тяжелыми корзинами в руках. Крестьянки в черных платьях и белых чепцах, расположившиеся прямо под открытым небом, предлагали цыплят, кроликов, масло, сметану, молоко, яйца. Тут же продавалась кухонная утварь, вилы, грабли, косы, ткани, лекарства… Отец и мать накупили множество полезных в хозяйстве вещей, а вот зачем на ярмарку возили их, Мари так и не поняла. Разве что затем, чтобы нести часть поклажи. Отец купил им по медовому прянику, да еще они пообедали в дешевом трактире: съели по кусочку окорока с ржаным хлебом и выпили по стаканчику кислого вина. Мари уже мечтала вернуться домой, ее раздражала эта мелочная суета, она мечтала о том часе, когда вновь окунется в царственное безмолвие родного острова.

И все же кое-что привлекло ее внимание. Например, девушки, одетые куда лучше, чем они с сестрой. Мари не понимала, где мать могла выискать такой старомодный фасон! Большинство женщин носили совсем другие наряды, яркие, открытые… Пожалуй, родителям стоило подумать о приданом хотя бы для Корали, которой уже исполнилось двадцать шесть; впрочем, мать говорила, что в большом дубовом сундуке хранится неиспользованное белье, доставшееся в приданое еще ей самой. А подвенечное платье, надетое всего лишь раз, вполне сгодится дочерям.

С кем Мари обсудить эти вопросы? Мать молчалива и замкнута, и Кора унаследовала ее нрав, а слово отца сразу становилось законом, и с ним было бесполезно спорить.

Смеркалось. Мари брела в неясном полумраке между глухо-молчаливыми домами, за закрытыми ставнями которых мерцали слабые огни, похожие на отражение далеких звезд.

Вот и их дом, приземистый, несуразный, окруженный фруктовыми деревьями, весной утопающий в пелене белых цветов. Должно быть, родители и сестра уже сели ужинать, а в таком случае объяснений не избежать…

Мари неслышно вошла во двор и проскользнула в дом.

Семья сидела за простым деревянным столом, на котором дымилась большая миска с похлебкой. Отец что-то рассказывал; он выглядел непривычно оживленным и в то же время странно рассеянным — даже не заметил, что младшая дочь где-то задержалась.

Заняв свое место, Мари прислушалась к разговору. Как выяснилось, обсуждалось редкостное событие: на Малых скалах появились новые жители, причем не просто новые, а непохожие на остальных обитателей острова.

— Дамочка и молодой человек, — сказал отец. — Сестра ли с братом, муж с женой или мать с сыном — кто знает!

Главное, как поняла Мари, заключалось в другом.

— Жан говорит, на ней такое платье, будто воздух, и парень одет не как мы. Словом, господа. Жан, когда вез их, спросил, мол, откуда будете, и женщина ответила: «Из Парижа». Подумать только, из самого Парижа! Они купили на острове дом, тот, заброшенный дом Мартенов, помните? Говорят, будут здесь жить.

— Не к добру это, — робко вставила мать, а Корали промолчала.

Из Парижа! Мари закрыла глаза. Она ощутила прилив упоительного любопытства. О Париж, шум праздников, удовольствия, роскошь, любовь! Если бы на ее долю выпало счастье побывать в этом городе! Тайные мысли вот уже много месяцев появлялись в глубинах ее сознания, дожидаясь случая всплыть на поверхность. Сейчас настал именно такой момент.