Знакомый незнакомец - Франсуаза Легран

15 июля 2000 года

— Мадемуазель Дюран! — Катрин почувствовала, что кто-то осторожно теребит ее за рукав. Неужели она задремала в этом неудобном кресле прямо в больничном коридоре? Она ведь вышла из палаты всего на минутку подышать свежим, не пропитанным запахом болезни и страха воздухом.

Девушка подняла глаза. Перед ней стояла пожилая медсестра.

— Что? — испуганно воскликнула Катрин. — Как она?

— Все так же. Плохо, — вздохнула медсестра. — Я очень сожалею, мадемуазель, но мы уже ничего не можем сделать, только снимаем боль. Она зовет вас, пройдите, пожалуйста, в палату.

Катрин подошла к двери палаты. Нет, она не будет плакать. Мама не должна видеть ее слез. Она вытерла глаза и открыла дверь. Ее мать, Ноэль Дюран, лежала на высокой постели, вся опутанная трубками капельниц. Катрин осторожно подошла к Ноэль.

— Катрин, — едва слышно прошептала женщина. — Катрин…

— Мама, я здесь… — Катрин взяла мать за руку, тоненькую, почти прозрачную, на которой была видна каждая жилка. Болезнь, обнаруженная врачами уже на слишком поздней стадии, в считаные месяцы сделала из полной сил и энергии женщины высохшую мумию. Она едва шевелила губами.

— Катрин, прости меня. Прости за все… — шептала Ноэль.

Катрин сжала руку матери, еле сдерживая слезы.

— Я все видела, видела, как тебе было больно… Прости…

Катрин пыталась поймать взгляд матери, но Ноэль смотрела куда-то мимо нее, будто за плечом девушки кто-то стоял.

— Теперь я свободна, — выдохнула Ноэль, по-прежнему глядя куда-то в пространство. Катрин показалось, что губы матери тронула едва заметная улыбка.

Вдруг Ноэль всхлипнула, потом тяжело захрипела. Катрин нажала кнопку экстренного вызова персонала. Через несколько мгновений в палату вбежали врачи. Медсестра заботливо обняла девушку за плечи, и Катрин покорно вышла с ней в коридор.

— Это конец? — обреченно спросила она.

— Да, похоже, — кивнула медсестра.

— Я должна позвонить отцу, — глухим голосом произнесла Катрин.

Пять лет спустя

Катрин Дюран почему-то была уверена, что корреспондент, с которым она должна была встретиться, окажется мужчиной. Поэтому когда в условленное время она вошла в «Кафе де флер» и увидела за столиком у окна молодую девушку, то остановилась в дверях, в нерешительности оглядывая зал. Девушка же сразу поднялась, довольно фамильярно махнув Катрин рукой.

— Я Моник Бежар, — представилась она, когда Катрин подошла к столику. Видя некоторую растерянность на лице Катрин, Моник улыбнулась. — Вы, наверное, представляли корреспондента «Литературного журнала» иначе?

Немного смутившись, оттого что девушка угадала ее мысли, Катрин тоже улыбнулась.

— Честно говоря, да. — Она с интересом взглянула на Моник. Для корреспондентки такого издания, как «Литературный журнал», девица и впрямь была слишком молода. Она скорее походила на студентку старших курсов: джинсы-стретч, немного вытянутый на локтях свитер, светлые волосы, стянутые в пучок на затылке. — Вы давно работаете в журнале?

Моник взглянула на стоящую перед ней чашку остывающего кофе.

— Вообще-то я еще учусь в университете, а в журнале просто подрабатываю…

«Что ж, будем считать, один-один по чтению мыслей», — мысленно улыбнулась Катрин, присаживаясь за столик и подзывая официанта.

Заказав чашку зеленого чая, она взглянула на свою собеседницу.

— Мне сказали, что вы хотели поговорить о творчестве моей матери.

— Да, — быстро заговорила Моник, — и наше издание очень благодарно вам, что вы согласились на это интервью.

Катрин остановила ее жестом:

— Я согласилась только потому, что мне сказали: вас интересует исключительно творчество. Я уже говорила той даме, которая звонила мне насчет интервью, что отказываюсь говорить о личной жизни моей матери. — Катрин в упор взглянула на Моник.

Со дня смерти известной романистки Ноэль Дюран, матери Катрин, прошло уже пять лет, за это время о ее судьбе написали почти все популярные издания — от ежедневных газет сомнительного толка до солидных литературных журналов. Катрин же неизменно отказывалась разговаривать с журналистами. В предложении «Литературного журнала» ее подкупило то, что, по словам организаторов интервью, журнал хотел опубликовать серьезную критическую статью о творчестве Ноэль Дюран. И вот теперь Катрин сидела перед молоденькой журналисткой, ожидая вопросов. Но Моник, забыв о своем кофе, с жаром начала рассказывать о своих взглядах на книги Ноэль Дюран.

— Понимаете, — говорила она, — ранние произведения вашей матери меня не очень интересуют. Конечно, они тоже замечательные, но… Моя тема — более поздний период, то, что она написала после так называемого «трехлетнего молчания». Особенно меня интересует ее роман «Птицелов». По некоторым заметкам, коротким эссе, рассказам и личным интервью мадам Дюран я сделала вывод, что «Птицелов», скорее всего, автобиографическое произведение. И главное, что оно связано с теми тремя годами, когда она отошла от творчества, понимаете? Мне кажется, у главного героя имеется реальный прототип и что ваша мать если не участвовала, то, по крайней мере, была свидетельницей событий, описанных в романе. Вы бы очень помогли мне, если бы смогли рассказать что-то о том времени. Что происходило тогда?

Катрин не дала девушке договорить.

— Послушайте, — возмущенно произнесла она. — Мне сказали в вашей редакции, что пришлют специалиста по творчеству Ноэль Дюран. А в результате приходите вы и задаете мне вопросы, которыми нас с отцом уже много раз донимали желтые газетенки! Почитайте какую-нибудь «Вечернюю сплетню», и получите все нужные вам ответы!

Юная Моник ничуть не смутилась от вспышки гнева своей собеседницы. Отхлебнув остывшего кофе, она стала терпеливо разъяснять Катрин:

— Вы же сами говорите, что все написанное ранее — сплошные сплетни. А мне бы хотелось провести серьезную работу. А кто может знать больше, чем самые близкие люди. Я восхищаюсь «Птицеловом». Это же гениальная книга с двойным, если не с тройным, дном! В ней масса подтекста. И меня очень волнует история его создания. Если бы вы помогли мне, то это мог быть сенсационный материал. Представляете, если история, описанная в романе, подлинная, мы могли бы отыскать ее героев. А дальше… Мы бы организовали интервью с ними, устроили им встречу с актерами, которые играли их в фильме, можно было бы…

— Без меня, пожалуйста! — отрезала Катрин, поднимаясь из-за стола и оставляя мелочь за чай. — Я не буду вам помогать и отказываюсь разговаривать с другими журналистами вашего издания. И не вздумайте обращаться к моему отцу! Я предупрежу его сегодня же, чтобы он не принимал никаких предложений от вашего журнала. Когда же нас, в конце концов, оставят в покое?! Почему никто не интересовался этим так называемым «периодом молчания», пока мать была жива? Она, и только она, имела право говорить что-то об этом. Но тогда никто не решался спрашивать, не так ли? К тому же вам, Моник, как знатоку творчества Ноэль Дюран, наверняка известно, что в описанный в романе период они с отцом еще не были женаты, а меня и вовсе не было на свете!