Чесменский гром - Владимир Шигин

Однако в целом Румянцев остался все же крайне недоволен минувшей кампанией и поэтому в 1774 году намеревался дойти до самых Балкан, хотя армия его была сильно ослаблена. Умело организованное несколькими группами войск наступление армии Румянцева на правом берегу Дуная привело к значительным победам: при Базарджике, у Туртукая, при Козлудже.

После Козлуджи русские войска подошли к Шумле и приступили к ее осаде. Один из русских отрядов захватил Чалыкивак, расположенный между Шумлой и Константинополем. Это вызвало дополнительную панику среди турок.

Гарнизон Шумлы поднял мятеж. Визирь быстро расправился с восставшими, но понял наконец, что Турция больше не может продолжать войну, и обратился к Румянцеву с просьбой заключить перемирие. Румянцев отклонил просьбу турецкой стороны и предъявил ультиматум: или немедленные переговоры о мире, или наступление русских войск на Костантинополь. У Турции был только один выход — начать мирные переговоры.

4 июля к Румянцеву прибыли уполномоченные визиря с предложением мира. Переговоры велись в ставке главнокомандующего русской армией в деревне Кючук-Кайнарджа, близ города Силистрия. На этот раз они были непродолжительными и, по словам Румянцева, проходили «без всяких обрядов министериальных, а единственно скорою ухваткою военного».

«Граф Петр Александрович, — писала императрица по поводу заключения мира, — вы меня уведомляете, что визирские подписания отнюдь не замешкались. Одно и другое я единственно приписываю разумному вашему предводительству и руководительству. С новою сею, приобретенною государству, столь полезною славою от всего сердца вас поздравляю.

Всевышний предоставил вам вести войну с беспрерывною поверхностию над неприятелем и окончить ее миром таковым, как в нашей истории едва отыщется ли. За все сие моя и всего государства благодарность вечно с вами пребудет».

А вскоре в селении Кючук-Кайнарджи был заключен мир, по которому Турция признавала право России на обладание северным Причерноморьем. В дни победных торжеств высочайшим указом Екатерина присвоила Алексею Сенявину чин полного адмирала.

Победа России в войне 1768—1774 годов имела огромное международное значение. В дипломатических кругах всей Европы русские победы в этой войне на море и на суше, и в первую очередь при Чесме и Кагуле, произвели ошеломляющее впечатление. Недаром, когда турки наконец признали себя побежденными и подписали мирный договор в Кючук-Кайнардже, Екатерина с таким любопытством наблюдала за поведением послов, аккредитованных при ее особе. «Я видела в Ораниенбауме весь Дипломатический корпус и заметила искреннюю радость в одном Аглинском и Датском министре; в Австрийском и Прусском менее, — писала она Штакельбергу, своему послу в Варшаве. — Ваш друг Браницкий смотрел Сентябрем. Гишпания ужасалась; Франция, печальная, безмолвная, ходила одна, сложив руки. Швеция не может ни спать, ни есть. Впрочем, Мы были скромны в рассуждении их и не сказали им почти ни слова о мире; да и какая нужда говорить о нем? Он сам за себя говорит».

По-разному сложились судьбы героев Чесменской победы. Одни, дослужившись до больших чинов, ушли из жизни в почете и славе. Имена других были преданы незаслуженно забвению.

Адмирал Григорий Андреевич Спиридов в течение еще трех лет руководил действиями Средиземноморской эскадры. Но прошло время, и занемог он окончательно. Сказались долгие годы плаваний, ранения и болезни. Сделали свое дело и обиды. 5 июня 1773 года после очередной стычки с Алексеем Орловым адмирал решил твердо — хватит! Екатерине II он написал следующее:

«Я совсем в моем здоровье одряхлел и к болезненным от головы и глаз припадкам стал быть мало памятен, и оттого, сам предвижу, не так уж, как прежде, могу быть способен...»

Повод для отставки был более чем благопристойный, рапорту дали ход, и спустя полгода «неудобный адмирал» был уволен подчистую. Имя его теперь принадлежало истории. Орден и поместье Спиридову дали, но к славе победителя турок не подпустили и близко. В Петербурге велено было именовать его лишь начальником арьергардии, и не более! Возглавляла эту кампанию сама Екатерина. Вольтеру, к примеру, события Чесмы она описала так:

«Флот мой, предводительствуемый не адмиралами, но графом Алексеем Орловым, разбивши флот неприятельский, сжег оный без остатку в Чесменской гавани, которая в древние времена называлась Клазьменою».

Доживал свой век первый флагман российского флота в глуши Ярославской губернии. Струились неторопливые речки, шелестели листвой леса, один год сменял другой. Иногда в канун Чесмы приезжал к старику высокий пожилой господин с густыми клочьями сросшихся бровей. Вместе вспоминали они тогда былое время, подолгу всматривались потухшими глазами в затертые копии хаккертовских батальных полотен.

— Степан Петрович, каков урожай в нонешний год будет, как мыслишь? — спрашивал Спиридов гостя.

Хметевский вздыхал печально.

— Мыслю, что коль сушь на дождик сменится, то соберем малость.

Оба надолго замолкли. О чем еще говорить? Все у них уже было в прошлом.

Только раз за долгие годы отставки надел адмирал Спиридов свой парадный мундир. В тот день получил он известие о победе русского флота при Фидониси[79]...

А 19 апреля 1790 года Спиридова не стало. Провожали его в последний путь крестьяне деревень окрестных да верный друг Степан Хметевский. Одели адмирала в мундир парадный и положили в землю подле глухого села Нагорье, что затерялось где-то между Переславлем-Залесским и Калязином. До новой победы русского флота под Керчью оставалось два месяца и восемнадцать дней[80]...

Долгую жизнь прожил Алексей Орлов. Академик Е.В. Тарле так характеризовал личность графа Чесменского: «Неукротимые буйные силы жили в этом необычайном человеке, но далеко не всегда шли они на дурное. Отблеск чесменской славы озаряет его историческое имя».

Что ж, так оно, наверное, и было. Чесма стала звездным часом всей жизни Алексея Орлова.

К концу 1775 года Орлов возвратился в Россию и подал прошение об отставке от всех должностей по болезни. Указ Военной коллегии № 17933 от 11 декабря 1775 года гласил: «В именном, за подписанием собственной Ее Императорского Величества руки, высочайшем указе, данном Военной коллегии сего декабря 2-го дня, изображено: генерал граф Алексей Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своем, всеподданнейше просил нас о увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршее благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил Отечество, предводя силы морские, всемилостивейше снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от всякой службы. О чем вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны...»