В погоне за светом. О жизни и работе над фильмами «Взвод», «Полуночный экспресс», «Лицо со шрамом», «Сальвадор» - Оливер Стоун

Арнольд Копельсон прибыл на площадку с мрачным Ричардом Соумсом из Film Finances. Они скрупулезно изучили наши операции и, к нашему удивлению, остались удовлетворены эффективной работой Алекса Хэ, который разительно отличался от якобы нечестного и неизменно поносимого Джеральда Грина в Мексике. Родители Алекса были родом из Гуанчжоу[127], и их сын полностью оправдывал репутацию кантонцев как дисциплинированных, жестких и практичных людей, которые серьезно относились к деньгам, — Алекс знал, что значит потом и кровью добиваться чего-то ценного. При этом он не особо интересовался культурой. Меня часто смешило, когда он в эмоциональные и острые моменты начинал быстро сыпать жаргонными словечками своим прерывистым американским говором с акцентом нью-йоркского района Куинс. Ни один диалог в кино не может должным образом передать такое. С ним на Филиппины приехала его девушка, красивая белокурая американка, присутствие которой придавало статуса Алексу. Одевался он довольно стильно, закупаясь в нью-йоркской сети магазинов Barneys, не выпускал сигару-чируту изо рта, похожего на остренький клювик. На его маленьком лице резко выделялись темные очки. Я относился к Алексу с особой заботой и постоянно защищал его в ответ на критику. Я его «открыл», и мы еще больше сблизились на съемках фильма. При этом в нем накопились скрытые обиды после работы с Чимино, когда он был мальчиком на побегушках, посыльным — такое обращение он глубоко ненавидел.

Алекс и Бруно частенько бодались друг с другом: локации не были полностью готовы к съемкам, а расходы, похоже, все росли. Мы проверили нашу взрывчатку, фальшфейеры и осветительные приборы для съемок ночных сцен в джунглях, которых у нас было запланировано много, а также красную пыль для дневных сцен, которую по моему настоянию импортировали мешками из Вьетнама для большей аутентичности (ветеранов поразит, насколько эта пыль придавала картине достоверности). Мы обратили внимание, что в глубине джунглей освещенность начинает заметно снижаться с 16 часов, что могло стать проблемой. К счастью, Боб Ричардсон здесь предстал животворящей силой и надежной опорой, на которую можно было положиться, когда все остальные сдавались. Боб с его смешливостью и задорными шутками показал себя отличным другом. Имея навыки иллюстратора после обучения в престижной род-айлендской Школе дизайна, он здорово помог мне с раскадровкой, позволявшей заранее определиться, какие именно кадры нам действительно нужны. Режиссер и оператор-постановщик могут часами сидеть и проговаривать каждую сцену, убирать лишнее и оттачивать свое видение материала, однако в итоге все решается непосредственно в «тот самый день» — день съемки. Будь то День 23 или День 54 — все решается именно в тот день. После многих лет подготовки и множества вариантов сценария все сводится в конечном счете именно ко дню съемки, на котором воцаряется будоражащая аура решающей схватки: наш замысел либо выстрелит, либо погибнет. Вы фиксируете это на пленку, а потом… Потом следует еще один День съемок, и так до конца, без отдыха, без времени на раздумья и зачастую без возможности что-то переделать.

Я привел с собой на проект все того же монтажера-ирландку, с которой работал на «Сальвадоре», Клэр Симпсон, которая к этому моменту, кажется, научилась лучше угадывать мои мысли, и ее первого помощника, Дэвида Бреннера, который позже станет моим главным монтажером. Звукооператора, оружейников, второго помощника режиссера и команду по спецэффектам мы набрали в Великобритании за меньшие деньги, чем запросили бы их голливудские коллеги. Все они были первоклассными профессионалами, особенно в сравнении с полулюбительской командой, которая была у нас на «Сальвадоре». Для примера — Гордон Смит, наш молодой художник-гример из Канады, занимавшийся спецэффектами, успешно решил проблему с огромным шрамом, который должен был быть у сержанта Барнса. Нанесение его на лицо каждое утро обычно занимало два-три часа, что ломало наш график. Гордон умудрился благодаря разработанному им составу на основе коллодия, который был стоек к влажности в джунглях, не раздражал кожу и не оставлял никаких следов на лице Беренджера, сократить время нанесения грима примерно до 20 минут. Шрам выглядел впечатляюще. Тем не менее через несколько недель состав все-таки начал вызывать аллергическую реакцию на коже, но Беренджер, несмотря на боль, практически никогда не жаловался. Он произвел на меня сильное впечатление. Благодаря тренировкам с Дейлом Даем он стал скалой, на которой держался весь взвод. Именно этого мы и хотели добиться.

Я внимательно следил за прогрессом Чарли Шина. Как и у любого начинающего солдата, попавшего в боевое подразделение, вначале у него мало что получалось. Он таскал на себе слишком много снаряжения с тем же потерянным видом, который, скорее всего, в прошлом был и у меня. Однако по ходу съемок, неделя за неделей, он, ни на что не жалуясь, постепенно адаптировался и стал походить на антилопу посреди джунглей. Легкость и изящество движений Чарли выдавали его умение играть в бейсбол. Он безропотно переносил переходы на большие расстояния. Но при этом он стал вести себя более ожесточенно и злобно. Наблюдая за этой переменой, я задавался вопросом: не произошла ли точно такая же метаморфоза и со мной во Вьетнаме? Не стал ли я более черствым, злым и мрачным? На что я был готов? Сама жизнь должна была показать, осталось ли во мне чувство добра, порядочности, умение отличать белое от черного, или жар и боль полностью разъели меня изнутри. В лице Чарли Вьетнам становился зеркалом моей души.

Все актеры возмужали, проникнувшись уважением к тому, что, собственно, представляет собой военная служба. Казалось, чем больше от них требовал Дейл, тем с большим энтузиазмом они реагировали. Подобное они никогда не испытывали (и вряд ли когда-то в дальнейшем испытают). Дейл неизменно выступал в роли отличного наставника и всеобщей опоры. Он первым вставал, последним ложился, никогда не жаловался, был лидером — просто идеальный солдат. Исключение составляли его режиссерские экзерсисы и попытки поделиться субъективными переживаниями с актерами. «Что происходит, когда смотришь вниз и видишь мертвого приятеля? Что чувствуешь? Сейчас объясню, что чувствуешь…» Далее следовала длинная тирада. Кроме того, у него определенно были предубеждения в отношении вьетнамцев, которые проявлялись каждый раз, когда на площадке были «гуки», в том числе наша «леди-дракон» Нгуен и вьетнамцы, которых она приводила на площадку. Впрочем, с течением времени Дейл, кажется, смог это преодолеть.

В четверг, 20 марта, к 8 утра Дейл повел свое подразделение в составе 30 «солдат» из нашего ночного походного лагеря на первую точку: реку с ущельем на фоне влажных джунглей, подсвеченных солнцем на заднем плане. Это был впечатляющий первый кадр. Мы продолжили движение вдоль реки. Наш актерский состав вел себя как солдаты, немедленно реагируя на рыки Дая за камерой. Он хорошо их обучил. Он встроился в их нервную систему, несмотря на то, что каждую ночь они отправлялись отсыпаться в местную гостиницу и периодически выбирались на выходные в Манилу, находящуюся в полутора часах езды. Элизабет и Шон, которому исполнилось 15 месяцев, составили мне компанию на этих съемках и подняли мне настроение ничуть ни меньше, чем на «Сальвадоре». Элизабет была в шоке, увидев выходящих из джунглей актеров. Она даже не сразу узнала их. Они были мрачными, грязными и измученными недосыпом. Именно этого состояния мы и добивались. Эта реальная усталость должна была помочь им понять невольную жестокость наших «джи-ай», их стоическое отношение к смерти.