Отбор для Короля волков - Маша Моран

Взгляд чародейки остекленел и замер, устремленный в никуда. У Аглаи помутнело перед глазами. Все заволок странный туман, и ее окутала темнота.

Аглая с трудом открыла глаза. Голова раскалывалась от боли, а в ушах шумело. По спальне гулял жуткий сквозняк, от которого кожа покрылась мурашками.

Аглая резко села и поморщилась от пульсации в висках. Она лежала в своей кровати, в своей же комнате в крепости. Окно почему-то было широко распахнуто.

Вспомнив события вчерашнего дня, она тихонько застонала. От мысли, что придется разбираться, что из увиденного — сон, а что — явь, голова заболела еще сильнее.

Кажется, у нее начались самые настоящие галлюцинации.

Вот только одета она была в черную мужскую одежду, а на полу лежало несколько черных перьев.

Судя по всему, ночь в клане Кровавых Охотников ей не приснилась. Но как быть с тем, что она увидела, превратившись в ворона?

Аглая встала и поморщилась от легкой саднящей боли между ног. И принц, и их сумасшедшая ночь ей точно не привиделись. По всему телу растекались волны странного томления. Ее тело желало продолжения.

Но мозг отчаянно сопротивлялся. А еще в душе она жутко радовалась — смогла ускользнуть из-под носа лучших охотников. Ну что, Лазаж, какую историю ты теперь расскажешь?

И что придумает Коноган Белый Одуванчик в свое оправдание?

И как Волчий принц потащит ее на костер, если весь его непобедимый клан, не смог удержать ее?

Головная боль немного отступила. В приподнятом настроении Аглая быстро переоделась в красивое голубое платье. Сегодня можно не наряжаться в траурные одежды и не изображать из себя злобную Аглаиду.

Аглая расправила складки тяжелой ткани. Неожиданно она почувствовала себя способной сразиться со всем миром. Может, дело в яркой одежде? Спереди ткань была бархатной и расшитой сверкающим бисером. Она перехватывалась на талии широким атласным поясом. Сзади материя была ажурной и ниспадала изящными волнами.

Аглая нравилась самой себе. Бисер сверкал, как вспышки молний на голубом просторе неба. Глаза горели, и на щеках почему-то был румянец.

Вот только шея с двух сторон оказалась изуродована яркими алыми отметинами и корочкой запекшейся крови. Как будто ее пытались обезглавить самыми жестокими способами.

Прикрыв волосами жуткого вида раны, Аглая вышла из спальни. Жутко хотелось есть. Стражники, дежурящие у покоев, удивленно выпучили глаза.

— Княжна?!

— Да?

Тристана и Тобиаса не было, а значит, у нее впервые появился шанс побродить по крепости в одиночестве.

— Н-но… Мы не видели, как вы входили.

Аглая пожала плечами:

— Значит, плохо смотрели.

Стражник покрылся лихорадочными пятнами и опустил взгляд:

— Князь тревожится. Он боится, что вас похитили Волчьи сыновья.

Так и было. Ее похитили. Один из них. Аглая мстительно улыбнулась, представив лицо принца, когда он поймет, что остался в дураках. Жаль, что она этого не увидит.

Но злорадствовать сейчас не время.

— Где мой отец?

— Он, княгиня и княжна Василина недавно вернулись из лагеря. Князь вызвал лекаря и приказал воеводе Денешу собрать отряд. Он хочет ехать… за вами…

А вот этого уже нельзя допустить.

— Так где он?

— Был в Темном зале…

Аглая развернулась и побежала в зал. Стражник еще что-то кричал о том, что ей не позволено ходить по крепости в одиночестве, но Аглая не вслушивалась.

С трудом, но она нашла зал и, не сбавляя шага, влетела внутрь.

— Отец!

— Аглаида? Девочка моя… Но… — Князь поспешил к ней.

— Княжна! — Денеш поклонился, бросая горячий взгляд, который слишком долго задержался на ее груди.

Аглая выгнула бровь. Денеш вызывал у нее все больше подозрений. Почему-то именно от его взгляда ей становилось мерзко. Наверное с ней что-то не так, что-то неправильно. Дамазы едва не изнасиловал ее. Но она и вполовину не ощущала столько омерзения, сколько от взгляда Денеша. Тогда она чувствовала себя скорее разбитой и преданной. А вот сейчас… грязной.

— Милая, что вчера произошло? Ты здорова? Тебя хотели похитить? — Князь говорил так быстро, что глотал части слов.

Денеш подскочил и, не стесняясь князя, схватил ее за руку:

— Только не бойтесь, княжна. Скажите правду.

— Руки от нее убери!

Аглая задрожала от низкого гневного рычания эхом разнесшегося по залу. Словно гром прогремел в горах. Знакомый голос заставил кожу покрыться мурашками, а всю ее задрожать.

Укусы на шее начали пульсировать, нагреваться. От них по телу растекалось что-то горячее и неудержимое.

Аглая медленно обернулась.

В зал стремительно входил волчий принц. Аглая готова была проклясть себя за ощущение радости при его виде. Как будто после долгой разлуки вернулся кто-то дорогой и близкий.

Пальцы Денеша на ее ладони сжались мертвой хваткой, и это привело Аглаю в чувство. Она поняла, что с Дамазы что-то не так. Он выглядел иначе.

Жутко и страшно. Распущенные волосы спутались и растрепались, длинными волнами падая на плечи и грудь. Лицо пылало злостью и яростью. Смуглая кожа была покрыта непонятными черными рисунками, которые размазались, и от этого казались смертоносным боевым раскрасом.

Он стремительно шел к ним, распространяя вокруг себя волны мощи и гнева. Чистой силы.

— Я же сказал. Убери. От нее. Руки.

Он отчеканил каждое слово. Настолько жестко и угрожающе, что один его голос мог уничтожить.

Денеш все-таки выпустил ладонь Аглаи и, не выдержав взгляда принца, отступил на шаг.

Князь вдруг вспомнил, что он князь и гневно свел брови:

— Ваше высочество! Вчера вы увели мою дочь! Ваши люди не пускали меня ее проведать, я ничего не знал о ее состоянии. А сегодня она вдруг оказывается в крепости! Вы подвергли мою дочь опасности! Вы что, отправили ее сюда саму?!

Как Аглае хотелось сказать, что да, он причинил ей вред. Боль! И пусть стравливать их глупо и жестоко, но принц заслуживал мести.

Она даже открыла рот, чтобы ответить, что он ее и вправду похитил, но встретившись с бирюзовым взглядом, выговорила совсем иное. В его глазах что-то было. Он смотрел на нее иначе. Как-то по-новому.

Она осознала, что произнесла, лишь когда замолчала:

— Отец, ну вы же видите: и я, и Его Высочество здесь. Он только недавно привез меня. Должно быть мы с вами разминулись.

Кажется, она не в своем уме. Чокнулась после насилия. Стокгольмский синдром? Или банальный мазохизм? А может, ей просто опять захотелось быть униженной?! Как можно быть такой дурой? Зачем она его выгораживает?