Зеркальщик - Филипп Ванденберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вам нужно, да еще так поздно? — недовольно поинтересовался Мельцер. — Неужели ваше сообщение не может подождать до утра?
На мужчине была черная накидка и круглая шапочка, как у странствующих подмастерьев, но для странствующего подмастерья незнакомец был слишком стар и, вероятно, слишком слаб, потому что руки, выглядывавшие из-под его тонкой накидки, были бледными и худыми, словно он никогда не выходил на солнце.
— Я слишком долго искал вас, — пояснил незнакомец, — потому что не знал даже вашего имени. Вы ведь печатник, не так ли?
— Да, конечно, незнакомец. Но что же это за странное известие, если вы даже не знаете имени того, кому оно адресовано?
Нимало не смутившись, незнакомец ответил вопросом на вопрос:
— Вы знаете, для кого используете свое искусство?
— Для архиепископа, разумеется; но я не обязан перед вами отчитываться.
— Яне это имел в виду. Я имел в виду братство Boni homines.
Мельцер испугался. Он огляделся, чтобы проверить, не подслушивает ли Генсфлейш их разговор, но тот был занят в дальней части мастерской.
— Откуда вам известно о Boni homines? — тихо спросил Мельцер. — И как вы узнали о том, что я выполняю их заказ?
Незнакомец поднял руки, словно хотел сказать: перестаньте спрашивать! А затем произнес:
— Хочу вас предостеречь. При этом не стану скрывать, что, если известие покажется вам важным, я не откажусь от подаяния. Дела у меня сейчас, в это голодное время, действительно идут плохо. Хлеб стоит в семь раз дороже, чем обычно, я не говорю уже об остальном. Почти что год я не пробовал яичного желтка.
Что знает этот незнакомец? Мельцер был в растерянности. Этому человеку было известно название братства. Это обстоятельство заинтересовало Мельцера, и он вынул из кармана монету:
— Ну, так что вы можете рассказать мне о братстве Boni homines?
— Ужасные вещи, печатник! — Незнакомец потер монету, пальцами. — Boni homines давно уже не так благочестивы, как утверждает их имя. Поверьте мне, они заключили сделку с дьяволом. В их братстве состоят самые богатые и самые ученые люди. Их целью стало завоевать весь мир. А для этого все средства хороши.
Зеркальщик недоверчиво поглядел на незнакомца и спросил:
— Откуда ты это знаешь?
Незнакомец смущенно поглядел на монетку, которую держал в руках. Мельцер понял его и протянул ему вторую.
— Вы ввязались в опасную затею, — продолжал он, не обращая внимания на вопрос Мельцера. — Откажитесь от заказа или бегите, пока еще возможно!
Мельцер выглянул в окно и тихо, но настойчиво произнес:
— Зачем мне это делать? Вы вообще знаете, что это за заказ? Я печатаю Библию Boni homines при помощи искусственного письма!
— Библия — слишком громкое слово для этого памфлета!
— Вы знаете его содержание, незнакомец? Тот кивнул.
— Я занимался тем же, что и вы; правда, я работал пером и чернилами. Я — странствующий писарь; вместе с тридцатью другими людьми я переписывал — как вы сказали — Библию Boni homines. К сожалению, я не помню многого из того, что тогда было. Мы писали день и ночь, еды у нас было мало. Сначала мы не замечали, что нас заперли. Когда через пять недель один из нас выразил желание отправиться дальше, они привязали его к скамье, а потом привязали к колесу и полумертвого провезли перед остальными писарями, чтобы те знали, что со всеми, кому придет в голову покинуть скрипторий, будет то же самое. Мне было жаль бедного малого. Как только он снова смог стоять на ногах, мы с ним бежали. Единственная возможность для этого была во время отправления естественной нужды, что происходило дважды в день в строго установленное время. Мы выпрыгнули в окно на верхушку липы и так оказались на свободе.
— А где это было, незнакомец?
— Забудьте ваш вопрос и даже не думайте об этом месте мучений. Знание этого навлечет на вас беду. Как я уже говорил,
Boni homines действительно заключили сделку с дьяволом. Они подмешивают в воду какую-то желчь, от которой пропадает память. Сам я уже многого не помню. Поэтому не спрашивайте, как меня зовут. Я не знаю этого. Друг, с которым я бежал, сошел с ума. Едва оказавшись на свободе, он решил, что я — один из этого братства, и убежал…
— Боже мой, — прошептал зеркальщик. — Трудно поверить вашим словам.
Незнакомец кивнул.
— Я просто хотел вас предупредить. Теперь вы хотя бы представляете, что вас ожидает.
Мельцер не знал, что сказать. Он долго молча смотрел на незнакомца и наконец произнес:
— Вы уже нашли, где переночевать, чужеземец?
— Какая вам разница? — ответил тот.
— Тогда входите! Крыша над головой лучше, чем ночевка под открытым небом. — С этими словами Мельцер закрыл окно и направился к двери.
Когда он вышел из дома, незнакомца и след простыл. Луна мирно освещала Женский переулок. Там, где переулок пересекался с площадью Либфрауен, по мостовой прошмыгнула кошка.
Зеркальщик недоверчиво прислушался. Он не был уверен, что все это ему не приснилось. Тут он почувствовал чью-то руку у себя на плече и услышал голос Генсфлейша:
— Мастер Мельцер, завтра будет еще один день.
Я был очень сильно взволнован разговором с ночным гостем и после того, как Генсфлейш ушел, в очередной раз взял в руки манускрипт, который оставил мне Фульхер фон Штрабен. В надежде, что ровные строки представят мне какое-то доказательство слов чужеземца, я попытался разобраться в латинском тексте, но чем дольше я читал его, тем больше запутывался.
Если писать на латыни — это наслаждение, поскольку наш немецкий язык — такой же незатейливый, как навоз на полях, то читать на латыни — это большая проблема, потому что каждая наука использует свои слова, и медик не поймет законника, а каноник — архитектора.
Что мне было делать с загадочными намеками на ars transmutationis, lumen animae или materia prima, которые, как я понял из текста, назывались также massa confuse, или же начальной составляющей, необходимой для изготовления философского камня? Это пытались делать многие, даже набожные монахи, не вступая при этом в конфликт с Церковью и не вызывая подозрений в попытках завоевать весь мир.
Намного больше взволновал меня отрывок о ponderatio — это слово мне никогда прежде не доводилось слышать. Если я правильно понял, оно означало метод чудесного исцеления болезней, а также людей, ставших жертвами колдовства. Если бы я до конца понял описание, то сегодня охотно бы поделился с вами, но я так и не узнал ничего, кроме того что в первом случае на чашу весов кладется больной и его натирают смесью из экстракта лапчатки, красавки, аконита, поручейника, масла и крови летучей мыши. На другую чашу весов кладут различные дары, чтобы они весили точно так же, как больной. Затем выходил чудо-целитель, произносил магическое изречение, и весы наклонялись в одну или другую сторону. Если вниз опускался больной, это значило, что он был полон доброго гения и выздоравливал. Но если же вниз опускалась чаша весов с дарами, несчастный должен был умереть.